Crusoe (crusoe) wrote,
Crusoe
crusoe

Мировой кризис, книга 2, глава 33-1

Глава 33.

Опускается тьма.

26 мая коалиционное правительство собралось в первый раз, и новый инструмент военного руководства немедленно обнаружил все свои дефекты. Министры прежнего состава уселись рядом с политическими оппонентами - навязанными, но не выбранными по заслугам. Новые министры пришли с глубоким предубеждением о работе предшественников. Что если бы они пришли к власти раньше? Возможно, некоторые из их ошибок в чём-то разнились бы с ошибками нашими. Юнионисты не доверяли премьер-министру; всё время формирования коалиции вопрос об Асквите во главе правительства занимал их более всего. Ллойд-Джордж, фактический создатель новой межпартийной власти, могущественный политик оказался на пороге успеха в несвойственном ему уязвимом положении. Он, де-факто, учредил Кабинет, уступил Казначейство Маккене и стоял теперь перед сплочённой группой консервативных нотаблей, чуть ли не лично, до отвращения к Ллойд-Джорджу оскорблённых его прошлыми политическими деяниями. Возможно, что мистер Бонар Лоу - лидер консерваторов в палате общин – надеялся на пост первого министра: к тому были хорошие основания, и если честолюбие самого Лоу и не было ущемлено, то все его друзья остались крайне недовольны. В прошлом правительстве важные военные вопросы обсуждали четверо или пять министров; теперь в дискуссию вступали не менее дюжины сильных, способных, ярких политиков и каждый из них имел власть отстаивать свою точку зрения. 

Двигать дела стало хлопотно и в высшей степени затруднительно; верно, что лояльность и горячий патриотизм отчасти помогали работе, но общий результат разочаровывал. Поднаторевшие в военной работе старые министры ходили в заложниках собственных прошлых дел; политики без бремени обязательств не были обременены и опытом. Каждый из важнейших вопросов откликался пятью или шестью мнениями; любое оперативное решение принималось после долгих, пространных, утомительных дискуссий - как правило, и после долгих проволочек мы приходили к неудовлетворительному компромиссу, а тем временем, события разрушительной войны шли своим безжалостным чередом. 

Новый Кабинет выказал ко мне изрядное уважение и я, пусть и лишённый исполнительной власти, остался сидеть на старом месте, по левую руку Китченера. Мне поручили помогать комитету из девяти министров: по сути, прежнему Военному совету под новым именем Дарданелльского комитета. Я должен был подготовить отчёты о текущем положении, на суше и на море; Адмиралтейство предоставило мне все возможности для сбора и проверок фактического материала. Китченер, в свою очередь, пожелал передать новому Кабинету сходные отчёты, составленные с точки зрения военного ведомства. Документы подготовили очень быстро. Тем временем, новые министры вникали в конфиденциальные правительственные материи, знакомились с секретной и служебной информацией. Общее мнение решительно склонялось к инициативным действиям у Дарданелл, в духе моих взглядов на военную сторону проблемы. Первый Дарданелльский комитет собрался нескоро - только 7 июня в составе: премьер-министр, лорд Китченер, лорд Лансдаун, мистер Бонар Лоу, мистер Бальфур, лорд Керзон, лорд Крю и я. 

Первое заседание прошло без Ллойд-Джорджа: он значился членом Комитета, но на несколько месяцев обратился к иной задаче – производству боеприпасов – и отдал этому делу все свои энергические способности. 

Комитет занялся телеграммой Гамильтона от 17 мая с просьбой о подкреплениях. Китченер решительно высказался за величайшие усилия у Дарданелл; он объявил, что предоставит Гамильтону три дивизии Новой армии вдобавок к отправленной ещё до междуцарствия 52-й пехотной. Фельдмаршал заявил, что не сможет остаться на посту и отвечать за ход войны, если правительство решит свернуть Дарданелльскую операцию. Совет принял ясные слова Китченера не просто с облегчением, но с удовольствием. Иных мнений не высказывалось; составили следующее заключение:

1. Усилить Яна Гамильтона тремя оставшимися у Первой новой армии дивизиями с расчётом перейти в наступление во вторую неделю июля.
2. Послать к Дарданеллам следующие морские боевые единицы, защищённые от подводных атак более теперешних кораблей де Робека:
«Эндимион» и «Тезей» (лёгкие крейсера типа «Эдгар» только что оборудованные булями). Четыре монитора с 14-дюймовыми орудиями. Шесть мониторов с 9,2-дюймовыми. Четыре монитора с 6-дюймовыми орудиями: один из последних выйдет с запозданием.
Четыре сторожевых корабля.
Две субмарины класса «E», уже в пути.
Четыре субмарины класса «H».

Итак, новые начальники Адмиралтейства и новый Военный совет решили почти одинаково со мной, немного добавив к морским подкреплениям – я настаивал на подобных мерах перед Фишером в канун его отставки. Но военные мероприятия намного превзошли всё санкционированное Китченером прежде. К двум дивизиям, ожидавшим отправки с, соответственно, 17-го и 30-го мая (одна успела тронуться в путь), Китченер добавил ещё две; три из четырёх дивизий для Гамильтона входили в состав Новой армии и считались – возможно, несправедливо – лучше подготовленными к войне, нежели территориальные части того времени. 

Через два дня Кабинет принялся за решение Дарданелльского комитета от 7 июня: затеялась яростная дискуссия об общих принципах; о том, продолжать ли вообще операцию либо выйти из дела и тем «уйти от потерь». На деле, Кабинет, по второму кругу, повторил всё обсуждение дела на Комитете и пришёл к тем же выводам. Правительство недвусмысленно и в главном согласилось с решением Дарданелльского комитета и, в конечном счёте, позволило отправить Гамильтону три дивизии. 

Но правительство не отошло от двойственного поведения. Кабинет расходился во мнениях постоянно, до самого конца Дарданелльской операции, на каждой её стадии с заметным ущербом для хода предприятия. Если бы премьер министр получил или отвоевал полные полномочия, если бы Асквиту позволили решать дела в мае и июне, без свар и перерывов – он смог бы организовать некоторые действия и – даже в эти месяцы – добиться несомненной, решительной победы. Я говорю это с уверенностью человека, знакомого с повседневной работой правительства. Но с самого дня формирования коалиции, власть расплылась, консулы разделились, каждая резолюция по военным вопросам требовала такта, рождалась с промедлениями, в изнурительных переговорах – именно так в мирное время Общины толковали о статьях спорного билля. Я никого не упрекаю - все действовали искренне и из наилучших побуждений - но лишь описываю открывшиеся, печальные для дела обстоятельства. 

Наконец, 9 июня мы смогли вынести вердикты, необходимые для успеха. Но эти же решения можно было принять и через 48 часов после телеграммы Гамильтона от 17 мая. Промедление до 7 - 9 июня нельзя оправдать ни единым военным резоном. Всё необходимое для немедленного действия было под рукой уже 17 мая; все войска равно готовы, все аргументы равно вопиющи. Мы безвозвратно потеряли две или три недели никак не по вине врага, но лишь из-за непорядка с правительственными инструментами Британии. 

Последствия оказались значительны. Главным фактором было время. Я успел показать, что необыкновенная мобильность амфибийных сил, их способность к неожиданным ударам преходящи, строго ограничены временными промежутками. Внезапность, скорость, сила удара зависят от готовности врага к ответу в тот или иной момент. Каждое движение одной из сторон может быть парировано контр-движением другой. В такого рода операциях, сила и время равно важны и факторы эти, с огромной достоверностью могут быть выражены в терминах друг-друга. Потеря недели почти то же самое, что и потеря дивизии. В феврале, три дивизии могли занять Галлиполи чуть ли не без боя. Пять могли оккупировать полуостров после 18 марта. Семи дивизий оказалось мало в конце апреля, но девяти могло бы и хватить. Одиннадцать ответили бы положению начала июля. Четырнадцать не смогли добиться успеха 7 августа, и каждое промедление порождало следующее. 

Дата атаки зависела от двух причин: срока подхода новой армии и, в меньшей степени, от фазы луны. По мнению армии, для внезапной высадки на новом плацдарме лучше всего подходила безлунная ночь и если подкрепления не успеют к тёмному периоду июля, задуманную операцию придётся отложить до безлунных ночей августа. Комитет – это видно из решения от 7 июня - назначил атаку на вторую неделю июля в уверенности, что новые дивизии успеют на место к сроку. То был исключительно благоприятный момент, и мы могли им воспользоваться, если бы дивизии вышли в море немедленно за телеграммой Гамильтона или – учитывая отсрочку из-за политических перемен – отправились в путь до формальной санкции: в дни, когда правительство ещё обсуждало вопрос. Теперь решение приняли, но войска не успевали и не могли успеть на место до конца июля. Великая битва на участке АНЗАКа и в бухте Сувла началась не в удобные дни начала июля, а прошла во вторую неделю августа. Итак, мы потеряли месяц – от начала июля до начала августа; сегодня мы доподлинно знаем, что за это время к защитникам полуострова помимо необходимых для восполнения потерь подкреплений подошли десять дополнительных турецких дивизий или их эквивалент. Британские дивизии в конце-концов отплыли к Дарданеллам и дали бы нам хорошее преимущество, если бы ушли вовремя – теперь же, ещё до прибытия подкреплений к месту высадки, враг уравнял силы и свёл всё наше возможное преобладание на нет. Более того: всё это время войска Гамильтона таяли и слабели из-за болезней и боевых потерь, а флот оставался уязвим для подводных атак. Германцы взяли в свои руки управление турецкими армиями, организовали и укрепили оборону полуострова. Поражения России в Галиции в июне и июле заметно сказались на боевом духе осман, засевших на Галлиполи. Армия генерала Истомина ушла из Батума на главный русский фронт и высвободила значительные турецкие силы, собранные прежде у Мидии для отражения возможной там высадки. Уже в первой половине июня стало ясно: подкрепления не успевают к июльскому сражению у Дарданелл. Наступление могло начаться лишь по прибытию войск и в безлунные ночи, то есть во вторую неделю августа и никак не раньше. 

Я постоянно и в великой тревоге размышлял обо всех перечисленных обстоятельствах. Жизнь требовала новых, великих усилий и я – в меру оставшихся возможностей - хлопотал о дополнительных, ещё больших подкреплениях и, прежде всего, об их ускоренной отправке. 

Май и июнь увидели начало великого русского отступления. До конца марта, Гинденбург и Людендорф предполагали и старались окружить и вынудить к сдаче несколько русских армий целиком; они предприняли первую попытку у Варшавы, в ноябре 1914 года, но силы австро-германцев не отвечали столь амбициозной стратегии и великий князь умело расстроил вражеский план. Германцы попробовали второй раз, в январе, на севере, против русских армий в Восточной Пруссии. Разыгралась ужасная зимняя битва у Мазурских озёр, немцам удалось захватить около 100 000 пленных, но основная масса русских выскользнула из вражеского охвата, и никакого стратегического результата достичь не удалось. В тот раз план был хорош, и сил у германцев хватало, но дело сорвалось из-за неверно выбранного времени удара: возобладали трудности зимней кампании. {1} К началу марта 1915 года, на всём восточном фронте вновь установилась траншейная война. Двадцать второго марта Южная группа русских армий захватила Перемышль. Падение крепости высвободило крупные силы русских для вторжения в Венгрию. Вторая попытка Гинденбурга-Людендорфа добиться стратегического решения на Востоке провалилась. Но тут вмешался Конрад фон Хётцендорф: начальник австрийского генштаба предложил вытеснить русских из траншей ударом на узком участке. Гинденбург и Людендорф отказали: они всё ещё рассчитывали на второй Танненберг и, вопреки прошлым разочарованиям, надеялись на стратегический успех очередной – и более обширной - попытки охвата северных армий России. Но германский генштаб не смог обеспечить масштабные замыслы Гинденбурга и Людендорфа ни людьми, ни боеприпасами. 4 апреля на смену Мольтке пришёл Фалькенхайн. Новый глава Генерального штаба Германии принял австрийский замысел и решил – как то предлагал Конрад фон Хётцендорф – прорвать фронт между Горлице и Тарнувом.

{1} Авторитетное мнение германского генерала фон Франсуа.

Тарнув – галицийский город, недалеко от Кракова, стоит на соединении рек Бяла и Дунаец. Горлице расположен немного севернее Карпат, в двадцати пяти милях юго-восточнее Тарнува. Наступление подрезало выступ русского фронта в Галиции с юга и при успехе грозило отрезать русские армии, расположенные к западу от линии германского удара. Это был удар апперкотом. 

Германо-австрийская атака началась второго мая. Дело поручили Маккензену. Удар, предварённый сильнейшим артиллерийским обстрелом и газами, принёс немедленный успех, противник захватил первую и вторую линии русских траншей. Стратегическое предвидение Конрада фон Хётцендорфа оправдалось: великий князь Николай не бросил войска по обеим сторонам бреши во фланговые атаки, но предпочёл отвести назад армии по всей линии фронта. В течение всего месяца, германцы постоянно повторяли удавшийся приём – прорыв на ограниченном участке – и каждый раз русские отходили по всему фронту; в конечном счёте, армии царя очистили всю Галицию и Польшу, города и укреплённые пункты с окружёнными русскими гарнизонами сдавались один за другим. 

Весь июнь и весь июль, день за днём, наши карты показывали мрачное развитие событий. Китченер крайне обеспокоился. Он опасался, что Россия совершенно развалится и германцы перебросят огромные силы с восточного на западный фронт. Сам он – и неоднократно – настаивал, что войска уже в пути и вражеское наступление во Франции неминуемо. Я не разделял его волнений – причины подробно здесь изложены – и оспаривал Китченера при любой возможности. Я верил, что русские способны до бесконечности удерживать огромные австро-германские армии на своём фронте. Я не верил в намерение германцев прекратить наступление в России, вернуться и возобновить наступление на западе. Наконец, я непременно указывал, что победа у Дарданелл - наш главный и единственный способ поправить ужасное положение. 

В дни министерских перемен и правительственных споров, у Дарданелл и на Галлиполи произошли несколько серьёзных событий. 19 мая, турки, ободрённые новостями о подходе германских субмарин, предприняли самую решительную за время кампании попытку сбросить АНЗАК в море. Четыре дивизии неприятельской пехоты – около 30 000 человек – ходили в атаку множество раз, в темноте и при свете дня, но были совершенно и повсеместно отражены. В итоге, турки потеряли не менее 5 000 человек, перед траншеями АНЗАК осталось лежать 3 000 трупов. Британские потери не превысили 600 бойцов. Наутро турецкий командир запросил и получил от Гамильтона перемирие для вывоза мёртвых и подбора раненых. 

Уже после войны, министерство обороны Турции открыло некоторые подробности:

Атака 19 мая открыла всю силу обороны АНЗАК: успех был невозможен без тяжёлой артиллерии с обильным запасом снарядов и коль скоро наши позиции были равно неодолимы, мы оставили в траншеях две слабые дивизии и отвели две прочие.

С того времени никто не усомнился в прочности обороны АНЗАК. 

4 июня британцы и французы у Хеллеса предприняли общую атаку на всём фронте. В бой пошли 29-я, 42-я дивизии, 2-я Морская бригада и две французские дивизии. Союзнические силы насчитывали 34 000 пехоты, турецкие – 25 000. Британцы, вопреки острейшей нужде в артиллерии и снарядах, атаковали турецкие траншеи центральной части фронта. Французы продвинулись справа, но отступили после контратаки и тем подставили под удар фланг Морской и 42-й дивизии; англичанам, в свою очередь пришлось отойти и отдать большую часть завоёванного пространства. В итоге, союзники подвинули фронт вперёд всего на две или три сотни ярдов. Бой стоил дорого обеим сторонам. Турки потеряли до 10 000; одни только британцы – не меньше. Вслед за сражением - как и после каждого галлиполийского боя - на полуострове установилось шаткое равновесие. Враг пришёл в совершенное расстройство: не менее двадцати пяти османских батальонов на всего лишь двухкилометровом фронте перемешались безо всякой организации. Турецкий командир дивизии оказался в затруднительном положении и рапортовал наверх, что не выдержит более ни одной британской атаки, а начальник штаба яростно настаивал на отводе всего фронта к Ачи Баба. И лишь с величайшими трудностями и по счастливому стечению обстоятельств в ночь 7 июня к расстроенным войскам подоспела свежая турецкая дивизия. 

21 июня французский корпус затеял очередное значительное дело. Союзники в великом воодушевлении пошли в атаку на фронте Хеллеса, значительно продвинулись вперёд и захватили укрепление «Турецкий боб»; на следующий день враг контратаковал и отбил часть отданной накануне территории. 

Через неделю, 28 июня, британцы после подхода 52 дивизии предприняли общую атаку на левом крыле Хеллес-фронта, захватили пять линий траншей, и закрепились, пройдя около 1 000 ярдов. Противостоящие силы неприятеля насчитывали 38 000 пехоты с 16 полевыми и 7 тяжёлыми батареями. На этот раз огонь с кораблей оказался особенно эффективен. И вновь успех атаки отозвался яростными спорами в турецкой квартире. Германский генерал Вебер, в то время командующий на южном участке, настаивал на отводе всего фронта к плато Килид Бар, но Лиман фон Сандерс отказал и потребовал не отводить войска, но как можно скорее контратаковать. На фронт подали две свежие турецкие дивизии; неожиданный и яростный контрудар последовал в предрассветный час 5 июля. Турки были отброшены и потеряли 6 000 человек. 

«Дело 28-го числа – так пишет генерал Колвелл во взвешенном и квалифицированном описании кампании {1} – начали вслед за ударом Гуро на противоположном фланге. Весьма вероятно, что брошенный на весы колеблющегося Хеллес–фронта крупный резерв мог бы предоставить британцам психологический момент для решительного захвата Критии, высот за этой вожделенной деревней - возможно, что и Ачи Баба – но подобающего резерва под рукой не оказалось». Сначала в стране формировалось коалиционное правительство, затем новые министры готовились к делам – на всё это время британская исполнительная власть оказалась парализована, а благоприятный случай – упущен. 

Третья атака по всему фронту прошла 12-13 июля. Собрали всё, что можно было найти – войска, боеприпасы. Продвинуться удалось на 200 - 400 ярдов, безо всякого значимого результата. К началу июля стало понятно, что к туркам подошли значительные подкрепления. С другой стороны, британская армия редела от болезней и боевых потерь. Уже к середине мая, после первых боёв в пяти пехотных дивизиях Гамильтона осталось 23 000 человек или на 40 процентов меньше штатной численности. Военное ведомство так и не смогло восполнить потери. В июне подошла 52-я дивизия и прочие, второстепенные подкрепления, но новые войска едва лишь покрыли понесённый урон. Пока новые дивизии шли по морю, старые таяли. За май, июнь и июль общая численность британского корпуса и АНЗАК ни разу не превысила 60 000 человек. 

Но более истощения батальонов армию удручала нехватка снарядов. «В июне и июле, на фронте Хеллеса – пишет командующий британской артиллерией генерал Симпсон-Байки {2} – общий запас 18-фунтовых снарядов никогда не насчитывал и 25 000. Перед одной из атак мы накопили максимум, около 19 000 – 23 000, но не могли потратить более 12 000: резерв в 6 000 – 10 000 надлежало придерживать на случай турецких контратак. Бризантных снарядов для 18-фунтовых пушек не было (за исключением 640, потраченных 4 июня), только шрапнель, но шрапнель мало что может против окопавшегося противника, это прекрасно известно». К 13 июля на фронте Хеллеса осталось лишь 5 000 снарядов для полевой артиллерии; волей-неволей, но все активные действия пришлось прекратить.

{1} Генерал-майор сэр Ч.Колвелл: «Дарданеллы», стр. 160.
{2} «Галлиполийский дневник», Приложение 1, 128; Свидетельство генерал-майора Симпсона-Байки.

Британцы ни разу не потратили более 150 тонн снарядов перед началом и по ходу любой битвы на полуострове. Масштаб подобной артиллерийской подготовки возможно понять, сравнив 150 и 1 300 тонн: не менее последнего было выпущено в сентябре того же года за первые два дня сражения при Лоосе; если заглянуть в будущее, то два дня августовского наступления 1918 года зачастую обходились в 25 000 тонн снарядов. Линии обороны постоянно и при каждом удобном случае обстреливались из винтовок и пулемётов. Перед войсками на Галлиполи стояла тяжёлая задача, и установившееся на фронте равновесие зиждилось на их мужестве и преданности. 


Первая книга "Мирового кризиса" см.
www.on-island.net Главы 1-32 второй книги пока разбросаны по моему ЖЖ. 

Пылесос Karcher A 2206 - karcher.
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

  • 2 comments