... или "напиши-ка мне Тараса Бульбу!"
Анна Андреевна. Так, верно, и Юрий Милославский ваше сочинение?
Хлестаков. Да, это мое сочинение.
Анна Андреевна. Я сейчас догадалась.
Марья Антоновна. Ах, маминька, там написано, что это г. Загоскина сочинение.
Анна Андреевна. Ну вот: я и знала, что даже здесь будет спорить.
Хлестаков. Ах да, это правда, это точно Загоскина; а есть другой Юрий Милославский, так тот уж мой.
Анна Андреевна. Ну, это, верно, я ваш читала. Как хорошо написано!
Н.В.Гоголь.
Когда мужик не Блюхера
И не милорда глупого -
Белинского и Гоголя
С базара понесет?
Н.А.Некрасов.
Через 40 с небольшим лет после премьеры "Ревизора" и, должно быть, уже ко времени выхода в свет "Кому на Руси жить хорошо" крестьянин и весь народ российский вовсю понёс с базара как минимум двух - и разных! - "Милославских", а также и Гоголей - на любой вкус: с самыми разными именами на титульном листе, с приятными для публики именами героев и неканоническими поворотами сюжета. Белинского, впрочем, офени не носили - ну и бог с ним. А вот иных классиков...
Некоторые отрывки о книжной контрафакции 80-х годов 19 века.
Из книги Ефима Абрамовича Динерштейна "И.А.Сытин"
...
Близко знавший Сытина А. С. Пругавин передавал с его слов эпизод, как нельзя более ярко характеризовавший тогдашний (речь идёт о начале 80-х годов 19 века - Crusoe) культурный уровень владельца фирмы:
"- Приходит ко мне один из наших сочинителей (с Никольской) и приносит рукопись под заглавием: "Страшный колдун". Посмотрел я рукопись, вижу, написано складно, а главное, очень уж страшно; такие страсти - просто волос дыбом становится. Ну, думаю, эта книга, беспремерно, пойдет. Купил рукопись, заплатил сочинителю пять рублей, отдал в печать. Отпечатал 30 000. И что бы думали? Нарасхват. Так понравилось, так понравилось! Приказал еще 60 000 печатать. Начали набирать. Вдруг приходит ко мне метранпаж и говорит:
- Что мы наделали-то Иван Дмитриевич!
- Что такое?
- Да ведь мы Гоголя издали не спросившись.
- Как так?
- Верно,- говорит,- Гоголя, извольте посмотреть. И показывает мне "Страшную месть" Гоголя. Смотрю: действительно, из слова в слово "Страшный колдун" - только заглавие другое.
- Что же вы сделали? - спросил я.
- Понятно: приказал переделать,- ответил мой собеседник.
- Как переделать?
- Очень просто: переделать на свой лад, переменить имена, кое-что убрать, кое-что прибавить. Ну и выпусти ли, и теперь идет в продаже под заглавием "Страшный колдун, или Кровавое мщение, старинная повесть из казачьей жизни".
Не случайно в памяти москвичей долго сохранялся анекдот о том, как начинавший в те годы литературную карьеру Влас Дорошевич (с именем которого читатель еще не раз встретится на страницах этой книги) за 25 р. продал Сытину для издания "Тараса Бульбу". Впоследствии об этом эпизоде писали В. А. Гиляровский и И. И. Ясинский. Сытин объяснял приобретение сомнительной рукописи жалостью, которой он проникся к пятнадцатилетнему гимназисту, принесшему ее под самое рождество. Дочь Дорошевича мотивировала случившееся лишь желанием отца подшутить над незадачливым издателем.
Свою трактовку этой обычной для тех лет истории дает современный исследователь, считающий, что фамилию нового автора на вышедшей в 1884 г. книге "Тарас Бульба. Повесть из казачьей жизни" издатель поставил самолично. "Он же, - пишет исследователь, - выпустил пересказ "Ночи перед рождеством" под названием "Кузнец Вакула, или Договор с дьяволом" с подзаголовком "Повесть из малороссийской жизни" и подписью В.Д., под которой скрывался В. Дорошевич".
...
Вот и ходили на Никольском рынке бесчисленные переделки гоголевского "Тараса Бульбы" то под названием "Разбойники Тараса Черномора", то просто "Тараса Черноморского", то "Приключения казацкого атамана Урвана". В издании А. Абрамова повесть хотя и сохранила каноническое название, но вместо гоголевских героев в ней действовали тот же атаман Егор Урван и его сыновья Грицко, Борис и дочь Марина. "Вий" в лубочном варианте именовался "Страшной красавицей", "Песнь о купце Калашникове" Лермонтова - "Боярином Малютой Скуратовым". Переиначивались отдельные произведения Пушкина, Тургенева, Жуковского, Салтыкова-Щедрина, Гл. Успенского, Л. Н. Толстого и многих других русских писателей. Но наиболее часто подвергался различным вивисекциям "Конек-Горбунок" Ершова.
Все лубочные издатели весьма вольно обращались с авторскими правами, и Сытин не был в этом плане исключением. Ведь написал же для него один из таких "Никольских" писателей, бывший офицер В. Суворов своего "Юрия Милославского". Ежегодно слово в слово перепечатывал Сытин с изданий Шарапова "Английского милорда".
...
Исследователи считали, что в последней четверти века постоянный репертуар всех видов лубочных изданий несколько превышал тысячу названий. Ассортимент магазинов Сытина достигал более 580 названий, из которых большую часть составляли его собственные издания. Только дешевых календарей (стоимостью от 5 до 20 к.) он печатал в конце 80-х гг. более 1,5 млн. экз. ежегодно.
Этим, казалось бы, астрономическим цифрам не следует удивляться. Ведь менее чем шестидесятитысячным тиражом (пять заводов) лубочная книжка не печаталась. В тех же случаях, когда издатель был уверен в успехе, он выпускал издание тиражом и в 80 тыс. экз., и даже более. Причем два-три раза в год, не говоря о дешевых календарях, обычный тираж которых составлял 200- 300 тыс. экз., а в некоторых случаях достигал 1 млн. экз.
Упомянутый у Динерштейна "современный исследователь" - В.Г.Дмитриев, его исследование "Скрывшие своё имя (из истории анонимов и псевдонимов)". Вот отрывок из Дмитриева:
...
В 1910 г. некто Аркадий Фырин в своей книжке стихов "Голова Медузы" поместил в цикле "Песни мудреца" восьмистишие Пушкина "Виноград" ("Но стану я жалеть о розах..."). Последнюю строчку он переделал: вместо "Как персты девы молодой" - "Как перси девы молодой". Заранее предвидя обвинение в плагиате, он счел нужным дать примечание, в котором оправдывался ("как будто плагиат можно чем-нибудь оправдать!"): "По поводу второй "Песни мудреца" мне довелось выслушать немало упреков. Но все же смолой рукой помещаю ее здесь, в твердой, уверенности, что не мертвая техника, не ремесленная сторона искусства, но лишь настроения поэта важны и любопытны для читателя".
Иначе говоря, раз у поэта есть настроение - присваивай чужое и ставь свою подпись, изменив лишь одно слово! Тем более, что других возможностей прославиться у Аркадия Фырина, судя по его стихам, не имелось.
В 1911 г. сразу две редакции попались на удочку плагиаторов, проявив непростительное ротозейство. Журнал "Надежда" напечатал "Соловья" Пушкина (из "Песен западных славян") со странной подписью С.Тетик (может быть, это означало Эстетик?). В другом издании - "Звезда" - знаменитое стихотворение "Дар напрасный, дар случайный..." было подписано К. Сидорчук.
...
Беззастенчиво переделал и присвоил "Героя нашего времени" фон Подевилье, переведя его на немецкий под названием "Сомнительные характеры", но не указав, что это перевод и даже приложив свои портрет и факсимиле. На всякий случай, чтобы избежать обвинений в плагиате, он превратил Печорина в Драгомирова, Грушницкого - в Ивановича, доктора Вернера - в Таубальда, а княжну Мери - в Элеонору Перепеловну...
Другой плагиатор, некто Купель (псевдоним В. А. Лунина), не стал утруждать себя переделкой "Песни о купце Калашникове", а просто издал ее от своего имени (1909) под названием "Бой купца Калашникова с опричником Кирибеевичем".
П. Карманов, поставив в 1887 г. свое имя под сказкой М. Е. Салтыкова-Щедрина "Пропала совесть", чуть-чуть изменил заглавие на "Пропавшая совесть". Все-таки разница...
Неоднократно издавались бездарные пересказы "Тараса Бульбы", причем на заглавной странице стояла фамилия не Гоголя, а нового "автора". В. А. Гиляровский рассказывает, как издатели этой лубочной литературы заказывали такие подделки: "Большей частью сочинители были из выгнанных со службы чиновников, неокончивших студентов, семинаристов, сынов литературной богемы. Сидит за столиком (в трактире на Лубянской площади.- В. Д.) с парой чая издатель с одним из таких сочинителей.
- Напиши-ка мне "Тараса Бульбу"!
- То есть как это "Тараса Бульбу"? Да ведь это Гоголя!
- Ну-к што ж? А ты напиши, как у Гоголя, только измени малость, по-другому все поставь. Тут, брат, важно заглавие, а содержание - наплевать! Все равно прочтут!"
После этого разговора действительно появился (1884) "Тарас Бульба", с подзаголовком "Повесть из казачьей жизни" и с подписью нового автора, чью фамилию издатель поставил самовольно.
Он же выпустил пересказ "Ночи перед Рождеством" под названием "Кузнец Вакула, или Договор с дьяволом", подзаголовком "Повесть из малороссийской жизни" и подписью В. Д-ч. Под нею скрывался В. Дорошевич, только начинавший тогда литературную деятельность.
В числе псевдонимов Чехова в словаре И. Ф. Масанова значится Н. И. Борисов. Но это - мнимый псевдоним: так был подписан в журнале "Новь" (1897) эскиз "Воротись!" - почти дословная перепечатка рассказа Чехова "Рождественская ночь" из "Будильника" (1884).
Тот же словарь сообщает об известном поэте из народа И. С. Никитине, будто он писал и под именем Софья Северная. Вовсе нет! Эта подпись была поставлена через 40 с лишним лет после смерти поэта под его стихотворением "Молитва" в симферопольской газете "Салгир".
Часть ответственности за плагиат ложится в таких случаях на невнимательных редакторов. Недаром "Стрекоза" иронизировала в том же году над редакцией "Салгира": "Если в будущем году Вера Южная, Надя Восточная или Люба Западная представят редакции "Салгира" для напечатания "Пророка" Пушкина, "Воздушный корабль" Лермонтова или "Весну" Майкова, то редактору полезно и даже необходимо знать, что пушкинский "Пророк" не написан Верочкой Южной, точно так же, как лермонтовский "Воздушный корабль" и майковская "Весна" не вышли из-под перьев Нади Восточной и Любы Западной".
"Дар напрасный, дар случайный...", автор К. Сидорчук. Неплохо.
Унитазы импортная сантехника. Установка унитаза импортного.