10 августа 1792 года восемь или около того сотен швейцарских солдат королевской гвардии оказались между королём Людовиком и восставшим Парижем. Горожане обложили Тюильри. Началась стрельба. Король ушёл просить защиты у Законодательного собрания, придворные разбежались, за спинами швейцарцев осталась пустота - защищать было некого, но они продолжали стрелять и толпа не знала, что с ними делать. Среди зрителей оказался человек по имени Наполеон Бонапарт - позднее он скажет, что швейцарцы могли бы и победить, будь у них достойный командир. Потом из здания Манежа принесли приказ Людовика - стрельбу прекратить. Швейцарцы повиновались и были немедленно растерзаны толпою.
Карлейль:
Честь вам, храбрые люди, и почтительное сожаление на долгие времена! Вы были не мученики, но почти более чем мученики. Он не был вашим королем, этот Людовик, и он покинул вас, как король из тряпок и лохмотьев: вы были только проданы ему за несколько грошей в день, но вы хотели работать за свое жалованье, сдержать данное слово. Работа эта теперь означала смерть, и вы исполнили ее. Слава вам и да будет жива во все времена старая Deutsche Biederkeit и Tapferkeit и доблесть, заключающаяся в достоинстве и верности, будь эти качества швейцарскими или саксонскими! Люди эти были не побочными, а законными сынами Земпаха и Муртена, преклонявшими колена, но не перед тобой, бургундский герцог! Пусть путешественник, проезжающий через Люцерн, свернет в сторону взглянуть на их монументального Льва - не ради только Торвальдсена! Высеченная из цельной скалы фигура льва отдыхает у тихих вод озера, убаюкиваемая далекими звуками пастушеской песни; вокруг безмолвно стоят на часах гранитные горы, и фигура, хотя и неодушевленная, говорит.