"Мировой кризис", книга I, глава 9. "Война: переправа армии. 4-22 августа 1914".
Война началась. Британия выступила против могучей, невиданной, небывалой имперской военной силы и начала битву впечатляющими стратегическими ходами. Огромный флот исчез в туманах за оконечностью острова. Маленькая армия поспешила из дома на чужбину. Странное для неопытного взгляда двойное действие: казалось, страна вовсе отказалась от обороны и оставила беззащитные берега на волю неприятеля. На самом деле, двойное движение вооружённых сил диктовалось непреложной стратегией и принесло немедленные плоды: защиту Британии, спасение союзникам. Гранд Флит встал на позицию и неодолимо контролировал моря. Кадровая армия точно в срок заняла важнейшее место на фланге французского фронта. Останься наши действия столь же хороши, сегодняшний мир был бы иным, и жизнь стала бы легче.
Как войти в войну? На этот вопрос отвечали по-разному, разногласия отягощались распространённым и категорическим убеждением: если и воевать, то лишь морскими силами. Так думали не только министры, таково было решительное мнение властных и влиятельных мужей: со временем, они проведут военные годы в неусыпных трудах, окажут стране неоценимые услуги, но в те дни противились высадке и единого британского солдата. Не приведёт ли это к роковой нерешительности, пока не всё подготовлено, не составлен исчерпывающий план, пока мы не сошлись на едином плане и, самым тщательным образом, не учли в нём все военные соображения?
5 августа премьер-министр собрал на Даунинг-стрит чрезвычайное совещание. Я не припомню подобного. Асквит пригласил некоторых министров – активных поборников вступления Британии в войну, высших военных начальников, армейских и флотских, старших командиров и, сверх того, лорда Китченера и лорда Робертса. Собрание искало ответа на вопрос: война началась, как её нам вести? Военное ведомство выступило с единым мнением: не медлить и отправить во Францию всю британскую армию: таков был план, мы смело можем назвать его планом Хэлдейна. Лорд Ричард отдал ему восемь лет жизни, весь, без остатка, срок своей работы на посту военного министра.
Хэлдейн, при поддержке фельдмаршалов Николсона и Френча, бросил все силы и все ограниченные ресурсы военного министерства на подготовку к войне: по его плану, через двенадцать - четырнадцать дней от приказа о мобилизации, британские войска в составе четырёх - шести дивизий с достаточным числом кавалерии должны были встать на левый фланг французского фронта. Военный министр организовал четырнадцать территориальных дивизий: они оставались на британских островах, для защиты страны. Простой, но практический замысел. Хэлдейн работал над ним упорно, напряжённо, скрупулезно. Всё – или почти всё - что могла дать система добровольческого комплектования вооружённых сил, использовалось эффективно, дерзко и на решающем участке. Ведомство Хэлдейна разработало многотомные документы: мобилизационные планы, графики перевозок, железнодорожное расписание, организацию баз, учебных частей, размещение запасов, etc.; военное руководство выверило все планы, подготовило их точное, согласное исполнение, подобрало командующего с подобающим военным опытом. Осталось лишь принять решение и подать сигнал.
…
Я пришёл на первое военное заседание Кабинета и нашёл новых соседей. Семь лет подряд лорд Морли непременно садился по левую руку премьер-министра, а я располагался за Морли. Сосед-ветеран постоянно наставлял меня мудрыми, эрудированными, остроумными записками и неподражаемо скрашивал ход утомительных дел множеством очаровательных любезностей. В воскресенье, в день решающего выбора, он сказал мне: “Может быть, так и должно делать, но я не гожусь для подобных дел. Я буду лишь путаться в ногах у людей, подобных вам: у тех, кто должен вынести эту ношу”. И он ушёл. Его место занял Китченер. Сменился и сосед слева: им стал новый министр земледелия, лорд Лукас. Я знал его со времён войны в Южной Африке - тогда он потерял ногу - и находил в знакомстве с Лукасом непременное удовольствие. Я входил в широкий круг его друзей, лорд Лукас привлекал к себе очень многих открытостью, весёлым и отзывчивым нравом. Он был острослов, любил иронизировать, но всегда оставался благороден; улыбчивый человек с располагающей внешностью, молодой министр, наследник отменных владений – казалось, что фортуна всецело на его стороне.
Смерть приготовила моим соседям гибель от вражеских рук: молодой министр схватился с противником в небе, старого фельдмаршала упокоило ледяное море. Меня занимает вопрос: какие чувства испытали бы двадцать политиков за круглым столом, узнай они о будущей децимации обычного британского Кабинета только что объявленной ими же войной? Думаю, что гордость и утешение: долг вынудил министров послать в бой своих сограждан, друзей, детей и, в какой-то мере, они разделили ужасы войны со своим народом.
Ко дню совещания 5 августа Китченер ещё не стал военным министром, но я знал, что его назначение неизбежно. Асквит совмещал работу главы Кабинета и военного министра, но более не мог нести двойное бремя, регулировать постоянный поток дел между военным ведомством и Адмиралтейством наряду с координацией работы всего правительства. Асквит пригласил Китченера к руководству военным министерством; фельдмаршал категорически не искал этого места, но имел выбором лишь согласие.
В те дни, я не был близок с Китченером. Наше знакомство началось под Омдурманом: я, лейтенант 21-го Уланского полка, был послан к командующему с устным рапортом о расположении наступающих дервишей. Тогда мы встретились в первый раз, но он уже знал обо мне: в молодости, я попал под суровое неодобрение Китченера, он постарался не пустить меня в Судан и негодовал, когда я всё же добился своего. Это была нелюбовь до первого взгляда. Я, со своей стороны, отдал должное его нраву и деятельности в двух увесистых томах, добросовестно выдержанных в неуклонном духе критической беспристрастности. Следующая встреча состоялась через двенадцать лет: нас официально представили на армейских маневрах 1910 года, состоялась короткая беседа. Я свёл с фельдмаршалом некоторое знакомство на Мальтийской конференции 1912 года; с той поры нам стало привычно обсуждать вопросы имперской обороны - при случае, время от времени и я открыл в нём нового, приятного человека, совершенно иного, чем в пересудах и моём прежнем о нём представлении. В последнюю неделю мира мы, два или три раза, сходились за ужином или обедом, беседовали о делах и пытались, по мере сил, заглянуть в будущее. С первых же дней войны мы тесно и сердечно сотрудничали, и я был очень доволен, что именно Китченер стал военным министром. По мере совместной работы, фельдмаршал всё больше и больше доверял мне в военных вопросах и постоянно советовался по политическим аспектам своей деятельности. Дела Адмиралтейства и военного ведомства переплетены настолько, что первые десять месяцев войны мы с Китченером встречались и совещались чуть ли не каждый день. В мае 1915 года я покинул Адмиралтейство и изнемогающий под грузом забот титан, человек, чьё нерасположение столь будоражило меня в юности, стал первым и остался (за одним исключением) единственным из коллег, кто пришёл ко мне с официальным, прощальным визитом. Я не забуду этого.
Общеизвестно, что прекрасно организованные экспедиционные силы отмобилизованной британской армии насчитывали шесть кадровых пехотных и одну кавалерийскую дивизию. Помимо этого, две регулярные дивизии, 7-ю и 8-ю надо было собрать из гарнизонов, разбросанных по всей империи и домашних войск, не вошедших в экспедиционный корпус. Мы решили добавить ещё две дивизии из Индии, наполовину английские, наполовину туземного состава. Этим исчерпывались наши кадровые, первоклассные силы; за ними стояли четырнадцать территориальных дивизий и тринадцать кавалерийских бригад: мы вверили им защиту Британии. Войска второй линии были слабо обучены, располагали незначительными артиллерийскими средствами, но состояли из дальновидных и разумных людей: тех, кто занялся государственным делом, не дожидаясь часа опасности. Мы могли подготовить их к бою за шесть месяцев, а то и скорее.
Лорд Китченер вошёл в правительство и, при первой же возможности, высказал языком военного человека несколько истин: пророческих, побуждающих к действию. Все мы надеемся на скорый мир, но пути войны неисповедимы и нам надлежит изготовиться к долгой борьбе. Конфликт подобного рода не может быть окончен на море и лишь морскими силами, но придёт к развязке в великих битвах на Континенте и Британия должна сыграть роль, соразмерную со своей силой и значимостью. Мы должны выставить на поля боя миллионные армии и содержать их несколько лет. Иначе невозможно исполнить долг перед союзниками и всем человечеством.
Кабинет принял слова фельдмаршала в молчаливом согласии. Возможно, что Китченеру стоило бы продолжить речь и потребовать всеобщей воинской повинности: я уверен, что запрос был бы удовлетворён. Но военный министр ограничился призывом добровольцев и формированием, для начала, шести новых кадровых дивизий.
Мы успели выстроить каркас будущих, добровольческих сил: кадры территориальной армии и могли бы поэтапно удвоить или учетверить их численность. Хорошее решение, но новый министр плохо знал британскую территориальную систему и не верил в неё. Он спотыкался уже на слове “территориальные”. В 1870 году, Китченер участвовал в битве на Луаре: должно быть при Мансе. Французы доверили ключевой пункт территориальным частям, они бросили позицию, и вся армия оказалась поражена. Несколько раз, фельдмаршал рассказывал мне об этом инциденте; я видел, что он произвёл на Китченера сильное впечатление. Тщетны оказывались разъяснения о совершеннейшем различии солдат французских и британских территориальных частей: дослуживающие свой срок рекруты старших возрастов против свежих, энергичных и пылких юношей с сильным пристрастием к военному делу. Таковы были британские территориальные части, в таком виде они завершили своё существование.
Китченер пренебрёг территориальной армией и, с самого начала, усугубил трудность и без того неподъёмной задачи. Фельдмаршал задался целью набирать волонтёров с одновременной организацией учебных центров для четырёх, затем двенадцати и, в конце концов, для двадцати четырёх дивизий “Китченеровской армии”, но добровольцы хлынули сотнями тысяч. Героическую импровизацию огромного масштаба удалось довести до конца: мы можем, не сомневаясь поставить этот факт в ряд чудесных событий всех времён.
В скором времени, противники воинской повинности пополнили и без того сильную аргументацию двумя новыми доводами: ошеломляющий поток добровольцев, катастрофическая нехватка оружия и снаряжения. У нас не нашлось ровным счётом ничего кроме скудных запасов регулярной армии. До сих пор, немногие военные производства Британии обеспечивали потребности немногочисленных вооружённых сил. Не было лишних винтовок, свободных орудий, скромные запасы снарядов и патронов таяли с устрашающей по тем временам быстротой. Мы смогли наладить умеренные поставки снаряжения и открыть новые источники военных материалов лишь в чрезвычайных, многомесячных усилиях. Быстрее произвести пушку, чем ружьё; страна люто нуждалась в винтовках. Не было ничего: толпам энтузиастов на призывных пунктах осталось лишь взять в руки дубины. Я обшарил флот, Адмиралтейство и наскрёб общим числом 30 000 ружей: это, без прикрас, дало фронту тридцатитысячное подкрепление. Мы оставили винтовки лишь морским пехотинцам; последней надеждой матроса, как и в старину, остался кортик.
Китченер приступил к формированию первых шести дивизий новой армии, но великий наплыв рекрутов ещё не начался и я предложил фельдмаршалу Морскую дивизию: он принял её с благодарностью. Ещё до войны, при подготовке мобилизации флота, мы поняли, что многим тысячам людей на сборных пунктах не достанется места на кораблях, и они не смогут нести службу в море. Соответственно, в 1913 году, я предложил Комитету имперской обороны создать три бригады: одну из морской пехоты, две из добровольческого флотского резерва и резерва флота.
Мы думали, что в первые месяцы войны морские бригады помогут обороне нашего острова. Кадры с лёгкостью нашлись среди доступных ресурсов. Одна из бригад – морские пехотинцы – была практически готова и мы поняли, что все три могут пойти в бой задолго до любой из новых армейских частей. Добровольцы желали выйти в море и приняли новую задачу со многими неудовольствиями, но в безграничной преданности делу. Увы, но для большинства из них выбор стал роковым: немногие из храброй компании вышли из войны невредимыми. Их дела не должны быть забыты историей и в суете наших дней.
…