Как Черчилль охранял взрывчатку и перлюстрировал корреспонденцию.

Положение члена Кабинета дало мне возможность наблюдать за ходом событий и я следил за ними, пристально, но отстранённо: министр внутренних дел не имеет прямого отношения к международным делам. Неожиданный случай потряс меня. 27 июля Асквит устроил летний приём в саду, на Даунинг-стрит 10. Среди приглашённых оказался шеф лондонской полиции, сэр Эдвард Генри. Мы разговорились о европейских делах: я нашёл их серьёзными. Сэр Генри заметил, что министерство внутренних дел, а именно лондонская полиция, несёт ответственность – в силу какой-то странной договорённости – за охрану всех запасов кордита военно-морских сил на складах в Чаттенден и Лодж Хилл. Охрану несут несколько констеблей, многие годы и пока без происшествий. Я осведомился: что будет, если ночью к хранилищам взрывчатки на двух или трёх авто подъедут двадцать решительных и хорошо вооружённых германцев? Сэр Генри ответил, что злоумышленникам ничто не помешает. Я поспешил откланяться.

Дорога в министерство внутренних дел заняла несколько минут; я поднялся в свой кабинет и позвонил в Адмиралтейство. Кто из начальства на месте? Первый лорд с флотом в Кромарти, первый морской лорд отъехал с инспекцией. С обоими, разумеется, можно быстро связаться по телефону или беспроволочному телеграфу. За главного оставлен адмирал – опустим его имя. Я потребовал морской пехоты, немедленно, для охраны жизненно важных для флота материалов. Мне было известно, что в учебных частях Чатема и Портсмута более чем достаточно морских пехотинцев. Адмирал ответствовал, что Адмиралтейство не обязано и не намерено ничего предпринимать: военно-морской человек откровенно негодовал на возникшего из ниоткуда гражданского министра-паникёра. “Вы отказываетесь выслать морскую пехоту?” Адмирал ненадолго замялся, но ответил: ”Отказываюсь”. Я дал отбой и позвонил в военное министерство. Мистер Хэлдейн был на месте. Я рассказал ему, что собираю и вооружаю полицейские караулы для охраны взрывчатки, и попросил подкрепление -  пехотную роту к каждому из хранилищ. Несколько минут – и отданы приказы, несколько часов – и солдаты на посту. К утру запасы кордита были под надёжной охраной.

Ничтожный инцидент; возможно, что я зря встревожился. Но случай открыл глаза и привлёк внимание. Вокруг бурлила повседневность - мирная, не ведающая опасений, беспечная. Люди на улицах, женщины и мужчины, считали чужеземную угрозу полнейшей бессмыслицей. Десять веков или около того на землю Англии не ступала нога вражеского солдата. За сто лет отечество не изведало опасности. Британцы, всецело самодостаточные, весьма самоуверенные, год за годом, поколение за поколением, занимались делами, спортом, классовой и партийной борьбой. Нация мыслила мирными категориями. Долгие, спокойные времена сформировали наш образ жизни. Недоверие, сердитое нежелание слушать – так отнеслось бы большинство англичан к рассказу о возможной близости чудовищной войны, к предположению о том, что в самом городе Лондоне, гостеприимной гавани всех морей, злонамеренные и решительные иностранцы готовятся нанести смертельный удар по нашему первейшему оружию и вернейшей защите.

Я начал поиск слабых мест в обороне страны. Выяснилось, что дальновидный капитан Хэнки - впоследствии помощник секретаря Комитета имперской обороны - уже составляет перечнь потенциальных угроз для проекта мобилизационного расписания. Я занялся вопросами саботажа, шпионажа и контршпионажа, обратился к компетентным государственным служащим: они работали в тайне, относились к предмету очень серьёзно, но располагали малыми силами и скромными средствами. Мне рассказали о германских шпионах и агентах в портах Британии. Ранее, при необходимости извлечь одно-единственное частное письмо из ведения королевской почтовой службы и перлюстрировать его, министерство внутренних дел должно было выписать ордер. Я издал общий приказ и санкционировал вскрытие всей корреспонденции некоторых лиц из особого, постоянно пополнявшегося списка. В скором времени обнаружилась регулярная и широкая агентурная сеть: Германия создала её из подкупленных англичан. Закон не отводил министерству внутренних дел заметного места в системе военных приготовлений, но я отдался им всецело, на семь ближайших лет, оставив почти без внимания иные вопросы. Все боевые лозунги нашей избирательной кампании - либеральная политика, народный бюджет, фритрейдерство, мир, экономия, реформы - утеряли важность перед новой задачей. В череде прибывавших, грозных нужд устоял один лишь ирландский вопрос. Полагаю, что ход событий водил умами и иных министров. Но я рассказываю свою собственную историю.