II.
7. Сила Креста.
Итак, «света - тьма, нет Бога». Исходный пункт христианства - сам Христос, Иисус Мессия, заменён на некоторого доброго, но маловразумительного Иешуа Га-Ноцри; кажется, если нет Христа, нет и христианства? Точнее сказать, есть лишь внешнее, обрядовое его обличье: церковные здания, церковные песнопения, иконы, клирики; а за ними, в высях небесных некто иной, не Иисус? положим, ветхозаветный Яхве? Если бы так, «Мастер и Маргарита » был бы явлением известной, исторической ереси жидовствующих, но дело обстоит вовсе не так. В книге отлично и вполне действует весь механизм христианства.
Роман Булгакова имеет три опоры: московский быт, описанный с обличающей иронией, но, тем не менее, без существенного отхода от реалий; события в Иерусалиме двухтысячелетней (около того) давности; деяния сверхъестественных гостей столицы. Предполагаю, в Москве «Мастера и Маргариты» - пусть это явно и не указано - стоят церкви, и идут службы (иконы там уж точно в ходу); ничто не говорит нам о том, что это какой-то нафантазированный сверх реалий быт; и в делах Воланда с компанией отслеживается живая и полновесная действенность христианства. Это подтверждается четырьмя эпизодами.
(1). Азазело боится крестного знамения кухарки так, что готов отрезать ей за это руку.
(2). В сцене на крыше Пашкова дома закулисно и «из света» действует Иешуа Га-Ноцри (получивший, по свидетельству Воланда, имя Иисуса); он явно и с некоторым авторитетом пребывает в мире надлунном, оказывая влияние на мирские дела.
(3). На балу у сатаны профанируется евхаристия, проходит причащение вином из крови барона Майгеля. Но чёрная месса существует (и имеет силу - если имеет) лишь как отражение настоящего причащения.
(4). Наконец, зададимся вопросом: почему Мастер не заслужил света, но только покой во владениях чёрта? Несмотря на все его несомненные мучения и заслуги? А Пилат - куда как злодей - гуляет, отпущенный сатаной, вместе с Га-Ноцри, в некотором месте, похожем на тот самый «свет». Если исходить из основных понятий христианства, вопрос получает немедленный ответ: Пилат спасся от ада, и соединился с Богом - он нашёл спасение. Необходимых же условия Спасения два: вера в воскресение Иисуса и покаяние. Мастер в своей книге похоронил Иисуса в «кольце с одной нарезкой»; описал отмщение Иуде; ушедшего в странствие Матвея; оставшегося Пилата; и поставил точку. Воскресения у него нет, и веры в воскресение нет. И он идёт в «покой» - думаю, это Лимб, первый круг Дантова ада. Место для добродетельных, но не заслуживших рая людей. А Пилат вполне ответил двум названным условиям. Две тысячи лет он верил, что встретится с воскресшим Га-Ноцри; и всё это время он каялся о содеянном. И истины христианства сработали безукоризненно: Мастер ушёл в Лимб; Пилат - по лунной дорожке. И ещё: Пилат сделал одно - на первый взгляд малое, но при ближайшем рассмотрении - грандиозное дело. Он оправдан и верой, и этим делом. Я говорю не о возмездии Иуде, это иное.
Пилат отпустил Левия Матвея, дав ему кусок пергамента.
8.1. Слуга двух господ.
Иконы наличествуют; чёрт боится крестного знамения; евхаристия имеет силу; грешник умеет спастись, дела без веры мертвы; на крыше Пашкова дома идёт дискуссия о теодицее в смысле Августина – христианство работает во всех смыслах, всё знакомо и неудивительно, никаких фантазий – живой поток Предания не замутнён и идёт по назначенному руслу, вот только исток его автор нашёл в ином месте. Откровение, судя по всему, было дано, распространено, получило действие. Двинемся теперь в обратном направлении: из булгаковской Москвы в древний Иерусалим, задавшись вопросом: как – в обстоятельствах романа – могло распространиться Откровение?
Полагаю, не стоит слишком подробно останавливаться на том, что христианство распространили по миру апостолы и ученики апостолов. Само слово «апостол» значит «посол» - посол Откровения. После 12-ти лет в Иерусалиме, апостолы пошли в христианские миссии, распространять Слово. I-й век так и назван: «апостольским». Самый знаменитый из этих послов - Павел; он не был одним из 12-ти, он увидел Иисуса в видении на дороге в Дамаск, но стал самым знаменитым и самым эффективным послом Слова: основателем церквей в Малой Азии и на Балканах; «апостолом язычников»; первым, кто стал привлекать в общины необрезанных, и тем нанёс решительный удар по иудеохристианству. Поначалу, Слово распространялось изустно; затем нашло письменное оформление.
Иисус имел вокруг себя учеников; его ученики передали знание своим ученикам; один Павел между ними «чужой», он получил истину в видении, непосредственно от Христа к тому времени вознёсшегося. Но вокруг Иешуа нет никого – один Левий Матвей; даже Иуда в романе не ученик Иисуса с некоторым стажем, но мимолётный знакомый. Отсюда нам неизбежно вывести, что у истока дальнейшего распространения христианства стоит один Левий Матвей – и более никого.
Пилат прочитал в записках Матвея слова Откровения Иоанна Богослова - слова Апокалипсиса.[21] «Откровение» - последняя книга Библии. Написана (каноническая традиция) Иоанном, сыном Зеведеевым, одним из 12-ти апостолов «первого призыва», то есть непосредственно принявших Откровение от Иисуса. Булгаков мог придерживаться того мнения, что Откровение написано в 60-х годах I века (теперь её относят к 90-м годам). В любом случае, у Матвея, назавтра после смерти Иисуса, записаны уже слова последней библейской книги. Он уходит от Пилата и с этим, и с новым, подаренным, куском пергамента; кажется, готовый и дальше заниматься писательским трудом.
Персонаж Булгакова назван Левием Матвеем, в прошлом мытарем, то есть одним именем с апостолом из 12-ти и (по традиции) автором первого Евангелия. Затем, мы видим в его пергаменте строки Апокалипсиса от Иоанна.[22] Отсюда нам неизбежно заключить, что именно Левий Матвей стал каналом дальнейшего распространения христианского учения по миру. Положим, мы можем придать ему проповедническую мощь Павла, и пустить этого комбинированного апостола, посла Слова, по историческим дорогам христианских миссий. Или как-то иначе – но что было дальше, какими путями Слово, данное Матвею, стало (предполагаю) обыкновенным в мире Булгакова Новым Заветом, состоящим из Четвероевангелия, Деяний, Посланий апостолов и Откровения нам неведомо, автор ничего не говорит об этом, да это и несущественно. Возник ли вокруг записок Матвея коллектив боговдохновенных авторов I века? Или он сам довёл дело до полного свода книг Завета? Или и то, и другое – не знаем, и не узнаем; отмечу лишь тот исторический факт, что все списки Нового Завета исходно анонимны, и, что с авторством тогда обращались более чем небрежно.
Распространение через одного Матвея особых сомнений не вызывает, вот только зададимся вопросом: распространял ли он учение Иешуа? И здесь появляются самые серьёзные сомнения.
-------------
[21] «И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца».
[22] Да и поведение Матвея у Булгакова скорее приличествует пламенному Иоанну.
-------------
(1). Левий Матвей ничему не научился от Иешуа, что в один голос говорят и Пилат, и Воланд. – Ты раб, а не ученик – говорит Воланд; «Ты, я знаю, считаешь себя учеником Иешуа, но я тебе скажу, что ты не усвоил ничего из того, чему он тебя учил» - заключает Пилат. В смысле учения о «добрых людях», всё обаяние Иешуа, чуть ли ни мгновенно взявшее в плен Пилата, отскакивает от Матвея, как от стенки горох.
(2). Поведение Матвея перед Пилатом никак не подобает апостолу, послу идей Иешуа. Перед ним высокопоставленный римский чиновник, попавший под обаяние Иешуа: в исторических обстоятельствах все, без исключения, апостолы, принимались обращать таких людей в свою веру – в особенности в Риме: так христианские общины уходили из-под истязаний «пяти добрых императоров»; так христианство проникало в высшие круги общества, одержав через несколько времени полную победу. Что же мы видим в «Мастере и Маргарите»? Ровно противоположное отношение Матвея к Пилату. Он, кажется, никак не желает использовать обращение Пилата в адепты Иешуа.
(3). В начале этого эссея, я слукавил, сказав, что речи самого Иешуа до нас не дошли – отчего же? Не сам ли Иешуа инспирировал Мастера на создание своего Евангелия? Не словами ли (точнее, идеями) Га-Ноцри говорит, при этом предположении, Мастер – вот они, пропавшие проповеди бродячего философа. Но какие идеи мы видим в этом, с позволения сказать, откровении? Лишь то, что все люди добры; и что трусость – тягчайший порок. Если это всё – или главное – этого как-то мало. До конфуза мало. При том, что Иешуа имеет прямую возможность излагать с высей мысли, инспирируя Мастера, он, отчего-то воздерживается от этого: тем самым, возникает предположение, что мыслей-то, собственно, и нет. По крайней мере, их поменьше, нежели в «Откровении Иоанна Богослова».
(4). Не странно ли, что Левий Матвей, беззаветно любящий Иешуа, никак не желает записывать за ним правильно? Более того, при увещеваниях любимого учителя убегает от него, спасая драгоценные пергаменты. Кажется, всё обаяние, всё влияние Иешуа на Матвея заканчивается там, где начинаются эти пергаменты. А на пергаментах уже записаны строки ненаписанного тогда «Апокалипсиса», «Откровения Иоанна Богослова». Строки последней из канонических книг Нового Завета. Слова Откровения, завоевавшего мир – но их говорил не Иешуа. Ухо Матвея оказалось глухо к речам Иешуа – он слушал кого-то другого.
(5). Не странно ли, что Иешуа до того ужасается записками ученика, что даже готов сжечь их? Записки эти стали предметом самой отчаянной размолвки между Левием Матвеем и Иешуа Га-Ноцри.
Кажется разумным то предположение, что Левий Матвей и не мог, и не желал воспринимать, записывать, систематизировать, и распространять учение Иешуа. Он записывает, и уносит от Пилата пергаменты с иным учением. Левий Матвей, судя по всему – слуга двух господ: Иешуа Га-Ноцри и Того, кто диктует ему свыше слова Откровения. Матвей слушает проповеди Иешуа, но пишет не их, а слова, исходящие к нему свыше – боговдохновенно; и бремя этого, нисходящего слова настолько неукоснительно, что отвращает Матвея от просьбы обожаемого Иешуа – от простой просьбы: либо пиши за мной, либо уничтожь пергамент. Услышав такое, Матвей бежит от Иешуа – спасается от обожаемого Учителя, спасает «другое, что имеет». И, судя по всему, рассуждения Иешуа никак не вяжутся с тем, что слышит сверху Матвей. Сам он ужасается тому, что прочёл в записках Матвея. В этом смысле, Иешуа ничуть не Иисус – наоборот; Га-Ноцри говорит против, вопреки Откровению; но не будь Иешуа, Матвей не стал бы, по моему разумению, тем каналом, по которому к человечеству сошло Слово.
Представляется правдоподобной следующая конструкция Булгакова: Га-Ноцри стал для Матвея чем-то вроде «морального инициатора», обратившего бывшего мытаря к сущностям жизни, любви, страдания; и он открылся для Бога, начав говорить (писать) боговдохновенные речи; что говорил при том Га-Ноцри – несущественно, потому что истинное Слово было дано одному Матвею.
И если я вижу множество сомнений в прочих выше и ниже приведенных соображениях, это кажется мне незыблемым. Потому что и Матвей, и Мастер, и сам Булгаков познали страшную тяжесть, неумолимое бремя Слова. Первый писал вопреки Учителю, и не мог иначе; второй и третий писали во времена, когда даже и брошенное походя неосторожное словцо стоило жизни – но они «стояли здесь, и не могли иначе», они стали рабами Слова. И вера, пусть неосознанная, подспудная, в то, что «В начале было Слово»; в то, что названное «Слово» – это именно его, писателя, собственное, слово – и в то, что оно, прогремев, изменит мир; вера эта не просто неотъемлема от любого писателя. Она - основа и движитель всякого человека, кто открывается миру через творение, написанное из любви к самому творению. «Душа человека от рождения христианка», а одно из имён Христа и есть Логос – Слово.
8.2. Уступка человеческому.
Но ослабим приведенную выше аргументацию, с учётом того, что слаб человек и слова нашего языка суть нечётки по смыслу.
(1). Левий Матвей ничему не научился от Иешуа, что в один голос говорят и Пилат, и Воланд.
Но возразим: с высоты административного величия Пилата, с высот сатанинской гордыни - в том числе, интеллектуальной - Матвей есть ноль, каким бы ни было на деле восприятие им учения Иешуа.
(2). Поведение Матвея перед Пилатом никак не подобает апостолу, послу идей Иешуа. Он, кажется, никак не желает использовать обращение Пилата в адепты Иешуа.
Но возразим: да, не желает - но не стоит уподоблять этого книжного человека гению и герою апостолу Павлу с железной волей последнего: Матвей попросту не готов миссионерствовать перед Пилатом на следующий день после казни.
(3). Не сам ли Иешуа инспирировал Мастера на создание своего Евангелия? Но какие идеи мы видим в этом, с позволения сказать, откровении? Лишь то, что все люди добры; и что трусость – тягчайший порок. Если это всё – или главное – этого как-то мало. До конфуза мало. При том, что Иешуа имеет прямую возможность излагать с высей мысли, инспирируя Мастера, он, отчего-то воздерживается от этого.
Но возразим: или он сказал уже всё Матвею, и ему мало что остаётся добавить?
(4). Не странно ли, что Левий Матвей, беззаветно любящий Иешуа, никак не желает записывать за ним правильно? Более того, при увещеваниях любимого учителя убегает от него, спасая драгоценные пергаменты. Кажется, всё обаяние, всё влияние Иешуа на Матвея заканчивается там, где начинаются эти пергаменты.
Но возразим: это означает лишь то, что Матвей упрям, самонадеян, и глуп - он желает поправить, перекроить, отредактировать учение Га-Ноцри.
(5). Не странно ли, что Иешуа до того ужасается записками ученика, что даже готов сжечь их?
Но возразим: Иешуа, разумеется, недоволен, тем, что выношенные им мысли так перевраны, перемешаны с хозяйственными записями. Он гневается и прибегает к сильным выражениям.
При такой конфигурации аргументов можно согласиться с тем, что Слово шло от Иешуа: но увы, ученик его оказался настолько глуп и упрям в глупости, что философ оказался бессилен с ним справиться и донести Откровение в первозданной чистоте. «Против глупости и боги бессильны» - но: единосущный Богу сын Его обладает, разумеется, свойством всемогущества, а это означает, что «...Бог приводит в исполнение все угодное ему без всякого затруднения и препятствия. Никакая сторонняя сила не может удерживать или стеснять Его действия».[23] Тем самым, и в такой системе аргументации нет ни Троицы, ни Богочеловечности.
----------------
[23] Прот. О.Давыденков, Догматическое богословие. Разд. 2.3.3.3.
-----------------
9. Отчасти боговдохновенное Писание.
Итак, при любых рассуждениях, Иешуа Га-Ноцри и Левий Матвей представляются орудиями Бога, избравшего их, чтобы ниспослать человечеству Новый Закон. Вот ещё одна пара в мировой литературе: Дон-Кихот донкишотствует; Санчо, обожая безумного барина, следует и ему, и здравому смыслу; Иешуа толкует о добрых людях; Матвей, обожая юродивого философа, боговдохновенно записывает иные слова, данные свыше и помимо Га-Ноцри; либо пишет эти слова абы как, искажая, перетолковывая. Затем – неведомо; но если сам Матвей и стал апостолическим деятелем, то нёс он уже не учение Иешуа, а то, что пришло к нему помимо любимого и злодейски умученного учителя, либо говорил именем Иешуа - но не истинными словами его.
Но так или иначе, Матвей, как то было сказано Воландом, всё же глуп; и чьи бы слова он не писал, он пишет их небрежно, перемешивая какие-то хозяйственные заметки со словами Откровения. При всей вдохновенности записок Матвея, стоит задуматься о том, что книга Матвея боговдохновенна лишь в некоторых частях, и принадлежит самому Матвею в других. Возможно, он недописах и переписах то, в чём инспирировал его Бог – то есть писания его являются Откровением в частях, не искажённых человеческой глупостью. Отметим для дальнейшего и это.
10. Папа-сириец.
Наконец, упомяну об «отце-сирийце». Разумеется, отрицание богочеловечности Иешуа можно основать на одном этом высказывании, но оно, мало того, что уязвимо для некоторой критики (не буду на этом останавливаться) никак не помогает понять, что «Евангелие от Мастера» не просто экзерсисы замечательно талантливого автора на тему Голгофы, не вышивка по канве Ренана, но плод выношенного, продуманного и тщательно выстроенного мировоззрения, совершенно отличного от ренановского, для которого сирийский папа - не основание, а деталь. Из этой детали можно вывести лишь то, что Булгаков дополнительно умаляет цену Крестной жертвы, но ничего нового по сравнению с уже сказанным, это подробность дать не может.
11. Антитринитарий.
Ответ на заданный в начале этого эссея вопрос, как мне представляется, получен. Иешуа Га-Ноцри не был богочеловеком, но божьим орудием, одарённым некоторыми сверхъестественными дарованиями. Отсюда выводится то, что автор – Булгаков – отбрасывает и единосущие Христа, и догмат о Троице. А это – при всём возвышенном и непререкаемом благородстве мыслей Михаила Афанасьевича – означает самую откровенную и категорическую ересь, неизвинительную, не замазываемую никакими (принятыми среди некоторых современных авторов) словесными увёртками.
Здесь не место излагать, отчего понятия богочеловечности Христа и Троицы не просто важны, но составляют опору и основу христианского учения. Об этом написаны сотни тысяч страниц; и знания эти можно почерпнуть без труда. Поэтому я не стану отягощать этот очерк вставками из курсов догматического богословия, но просто процитирую документацию.
Подавляющее число христиан относятся к (по численности) католицизму, протестантизму, православию. Опорная, единая часть догматики Восточной и Западной церкви сформулирована в Никейском символе Веры (480г). Кальвинисты и лютеране выработали, и даже как-то согласовали между собой Аугсбурское исповедание (1540). Церковь Англии приняла «39 статей» (Акт парламента 1571г).[24] Здесь самая опора этих христианских направлений, самые глубокие их корни. Здесь те догмы, отступление от которых означают безусловную ересь.
Догматические формулы о Сыне Божием, его воплощении на земле, Крестных страданиях и смерти ради спасения всех людей изложены:
- в членах 2, 3, 4 Никейского символа; [25]
- в III артикуле (1, 2, 3) Аугсбургского исповедания;[26]
- во 2 статье 39 статей.[27]
-----------------------------
[24] Точнее говоря, епископальная Церковь Англии принимает «39 статей» и «Книгу общих молитв»; пресвитерианские направления – «39 статей».
[25] И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, Иже от Отца рожденного прежде всех век: Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Им же вся быша, 3. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечшася, 4. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша и погребенна.
[26] Также наши церкви учат, что Слово, то есть Сын Божий, вочеловечился во чреве блаженной Девы Марии, 2. так что существуют две сущности — божественная и человеческая, неразделимо соединенные в единой Ипостаси, в одном Христе, истинном Боге и истинном Человеке, рожденном от Девы Марии, воистину пострадавшем, умершем и погребенном, 3. чтобы умилостивить Отца к нам, и быть жертвой, принесенной не только за первородный грех, но также и за фактические грехи всех людей.
[27] О Слове или Сыне Божием, истинно вочеловечившемся. Сын, Слово Отчее, от вечности единородный Сын Отца, истинный и вечный Бог, единосущный Отцу, воспринял человеческие природу и сущность от чрева благословенной Девы. Так что две цельных и совершенных природы, Божественная и человеческая, объединились в одной Личности, навсегда нераздельной. Эта Личность есть Христос, истинный Бог и истинный Человек; Он воистину пострадал, был распят, умер, был погребен, чтобы примирить Своего Отца с нами и стать Жертвой, не только за первородный грех, но также и за все грехи человечества.
--------------------
Примерить приведенные члены, артикул, статью на Иешуа Га-Ноцри с учётом сказанного выше никак не возможно. «Евангелие от Иешуа» принадлежит самым окрестностям христианства – его маргинальным окрестностям. Это антитринитарная ересь: но просто сказать «антитринитарная ересь» ещё на значит классифицировать её, ибо антитринитариев много, и пусть «все чёрненькие и все прыгают», помещать роман «Мастер и Маргарита» в столь необозримое пространство определения как-то стыдно. Тем более что интересен следующий вопрос: откуда русский писатель 20 века Михаил Булгаков почерпнул это мировоззрение? Что за странный антитринитаризм возник в наших палестинах, получив орудием популярнейший роман?
Ответ, как мне кажется, может быть получен в виде некоторой, гипотезы, основанной на следующих фактах, взятых из текста романа и из биографии Булгакова. Вот эти факты:
- упоминание ни к селу, ни к городу имени Исаака Ньютона на первых же страницах;
- Порог безумия, на который встал обратившийся Иван Николаевич Понырёв – учёный-историк;
- Предмет учёных трудов отца писателя, Афанасия Ивановича Булгакова;
- Возможно, и имя «Фауст». Нотабена: напомню, что в первых набросках романа Мастер носил имя «Фауст».
Чтобы разъяснить сказанное, понадобится краткий исторический экскурс.