На злобу дня. С ценной практической рекомендацией в конце.
...
Можно думать, что население Итенсуилла, как и многих других городков, приписывало себе исключительное и особое значение и что каждый житель Итенсуилла, сознавая, сколь важен его личный пример, долгом своим почитал примкнуть душою и сердцем к одной из двух великих партий, на которые делилось население, - к партии Синих или к партии Желтых.
Синие не упускали случая стать в оппозицию Желтым, а Желтые не упускали случая стать в оппозицию Синим, вследствие чего, где бы ни встречались Желтые и Синие - на публичном собрании, в зале городского совета, на рынке или на ярмарке, - споры и крепкие словечки оглашали воздух. Излишне добавлять, что благодаря этим раздорам каждый вопрос в Итенсуилле становился вопросом партийным. Если Желтые предлагали сделать новую стеклянную крышу над рынком, Синие собирали митинги и проваливали это предложение; если Синие предлагали установить новый водопроводный насос на главной улице города, Желтые восставали все как один, пораженные такой чудовищной затеей. В городе были Синие лавки и Желтые лавки, Синие гостиницы и Желтые гостиницы, и даже в церкви были боковые нефы - Желтый и Синий.
...
Мистер Пиквик, со свойственными ему прозорливостью и чутьем, избрал самый подходящий момент для посещения этого города. Никогда еще борьба партий в нем не достигала такого ожесточения. Почтенный Сэмюел Сламки из Сламки-Холла был кандидатом Синих, а Горацио Физкин, эсквайр из Физкин-лоджа близ Итенсуилла выдвинут был друзьями отстаивать интересы Желтых. "Газета" предупреждала избирателей Итенсуилла, что глаза не одной только Англии, но всего цивилизованного мира устремлены на них; а "Независимый" грозно вопрошал, остаются ли избиратели Итенсуилла по-прежнему славными гражданами, каковыми их всегда считали, или низкими и раболепными орудиями, недостойными называться англичанами и пользоваться благословенной свободой. Такого волнения в городе еще никогда не бывало.
...
Выйдя из кареты, пиквикисты очутились среди честных и независимых, немедленно испустивших три оглушительных "ура", которые, будучи подхвачены всей толпой (ибо толпе отнюдь не обязательно знать, чем вызваны крики), разрослись в такой торжествующий рев, который заставил умолкнуть даже краснолицего человека на балконе.
- Ура! - гаркнула в заключение толпа.
- Еще разок! - крикнул маленький заправила на балконе, и толпа снова заорала, словно у нее были чугунные легкие со стальным механизмом.
- Да здравствует Сламки! - вторил мистер Пиквик, снимая шляпу.
- Долой Физкина! - орала толпа.
- Долой! - кричал мистер Пикник.
- Ура!
И снова поднялся такой рев, словно ревел целый зверинец, как ревет он, когда слон звонит в колокол, требуя завтрак.
- Кто этот Сламки? - прошептал мистер Тапмен.
- Понятия не имею, - отозвался так же тихо мистер Пиквик. - Тсс... Не задавайте вопросов. В таких случаях надо делать то, что делает толпа.
- Но, по-видимому, здесь две толпы, - заметил мистер Снодграсс.
- Кричите с тою, которая больше, - ответил мистер Пиквик.
Фолианты - и те ничего не могли бы прибавить к этому.
Обучение вождению в 1162