Светлановский зал Дома музыки - это обширное пространство, светлое, отделанное светлым деревом. Со всех сторон круто ниспадают зрительские ряды. Внизу - сцена; но в этот раз точка средоточения зрительских взглядов стала поднята над сценой. На высоте висел белый экран. Зал стал кинотеатром. Погасили свет; на экране пошла немая чёрно-белая лента; а снизу играл невидимый оркестр, словно - и не словно, а в точности - как тапёры. Оркестра всё время представления не видно. Видны лишь огоньки у пюпитров. Да и на них никто не смотрит. Вообразите: Спиваков - и его не видно. С ним Национальный филармонический оркестр России. И оркестра не видно. Собственно, на музыкантов никто и не смотрит. Все смотрят старую чёрно-белую немую ленту, на малый лоскут экрана в огромном зале.
Потому что на экране идут «Огни большого города». А оркестр даёт звуковое сопровождение - музыку, написанную Чаплиным к этому фильму.
Через четверть часа - а то и скорее - ты вдруг понимаешь, что попал на премьеру фильма Чарльза Спенсера Чаплина. Потому что уже через это краткое время так начинает вести себя тёмный зал. Никто - или почти никто - фильма этого целиком не видел; или забыли; и темнота обволакивает тебя плотной звуковой пеленой зрительского сопереживания. Зал взахлёб смеётся над эпизодом боксёрского поединка. Зал злобно похрипывает, когда миллионер переходит от алкогольного вочеловечивания к трезвой скаредной чёрствости. Зал - верите ли, сам слушал и слышал - придыхает, даже всхлипывает, когда потерзанный тюрьмой Чаплин смотрит через витрину магазина на свою прекрасную цветочницу. Это премьера. Причём, триумфальная.
И когда зажигают свет, зал несколько раз вызывает исполнителей - с оглядкой, понятно, вниз: на маэстро и его музыкантов. Но головы всех неуклонно поднимаются к белому кусочку плоскости.
Мне трудно даже и подумать за Спивакова и музыкантов: что это? Акт великого самоуничижения, скромности перед великим собратом по делу искусства? Или один мастер попросту, по-дружески, зашёл поиграть для другого? Так или иначе, но это оставляет доброе чувство. «Рискованный проект» - сказала мне одна девушка, профессионал театрального дела. Что-ж, показ голых жоп со сцены перешёл теперь из статуса риска в статус обыденности. И если добро стало риском - это прекрасно. Люди любят рисковать, а значит, есть надежда.
А зрителям - и мне с ними - необыкновенно повезло. Нам выпал в жизни такой случай, что мы взахлёб аплодировали Чарльзу Спенсеру Чаплину.
Концерт этот - или киносеанс, как вам угодно - называется «Час с Чаплиным», и я рекомендовал бы, при случае, сходить на него.
***
А в Театре Наций над сценой висит эдакий смешной куб, с тремя срезанными гранями. В нём также сосредотачивается всё действие. Куб этот способен вращаться вокруг тёх осей; в нём открываются всякие дверки и люки; на его гранях появляются видеоизображения, всякие цветные эффекты, и в кубе этом даёт моноспектакль актёр Евгений Миронов.
Он даёт «Гамлета»; он - как то выяснилось - отличный актёр; и здесь возможно сравнение.
В «Сатириконе» шёл моноспектакль другого первоклассного актёра - Константина Райкина «Вечер с Достоевским». Я видел его; впечатление скромное, едва ли ни тягостное, хотя Райкин и безупречен - но причина такого впечатления? В сравнении с тем, что сделали в «Нациях» кое-что становится понятным. Райкина попросту задавливает пространство сцены и скудость изобразительных орудий. Здесь же с этими трудностями расправились просто, сложно, с присыпкой. Просто - потому, что пространство сцены сконцентрировано в кубе. Словно Рождество - в коробочке-вертепе; словно булгаковский роман в цветной коробочке. Сложно - потому что кубик этот ох как сложно устроен. С присыпкой - потому что, собрав пространство сцены в кубик, постановщики предельно расширили возможности актёра. К его услугам всякие люки, двери и такие повороты куба, когда дверь, например, идёт вверх, становясь разверстым горлом ямы могилы Офелии. А Гамлет на дне этой могилы. И к его услугам видеоизображения его же, Миронова, на гранях куба, когда он одновременно играет Гамлета, Розенкранца и Гильденстерна; или фехтует с собой-Лаэртом, или - когда тонет Офелия - но что тут, словами каплуна не откормить, нужно идти и смотреть.
Когда этот всемогущий куб не выпендривается своими возможностями, и не давит ими актёра - выходит изумительно. В начале спектакля куб порывался взять верх, и я уже стал думать, что смотрю некоторую компьютерную игру, поставленную на театре, - но скоро куб утихомирился, стал лапушкой, стал помогать Миронову и дело у них ох как заладилось.
Итак, посмотрите, презрев (1) дороговизну билетов; (2) жуткие кресла - это, скорее, орудие пытки, но истинный театрал всё превозможет.
Сказанная постановка Гамлета лишь укрепила меня в стойком страфордианстве. Но об этом как-нибудь потом.