Позволю. А кто мне запретит?
Сегодня были на даче в Удельной у школьного товарища моего Раппопорта. То есть, он был Раппопорт до 1974 года, а потом стал вдруг Петров. Как-то родители его постарались. Но нам-то по-фигу было. И тогда, и теперь. Он нам был и будет Рап.
Натурально, Удельная. Стыло, середина ноября. Рап отстроился; войдёшь за забор, а там пёс большой сторожевой, а потом веранда, и большая тёплая светлая гостиная с камином. Прямо на первом этаже. А за стенкой - стылый ноябрь.
Выпили, пошли пройтись. Выпили хорошо, потому как стали купаться в пруду. На слабо. Холодно. Но клёво. Тем более что с собой было.
А потом вдруг шум и гам, потому как Рап задрался с проходящим по берегу пруда гражданином. Разбили друг-другу носы, были растащены, и, помирившись, нашли, что гражданин очень даже правильный чувак и вообще вышло недоразумение.
Так что допили, и, взяв с собою правильного чувака и жену его Лену, бизнесвумен, пошли догоняться.
А пока шли, болтали: вот дом кирпичный большой - здесь проживает и принимает стоматолог местный, работник чёрного сектора услуг; а вот три дома на клочке земли - разосрались потомки членкора академии; здесь живут, а света не видно за ставнями; и здесь; здесь никого, ибо застрелен, но фасад богатый; тут сгорели; а здесь живут, но света не видно за ставнями.
Прозрачный морозный воздух, ажур ветвей, запах дыма - жгут листья. Ранние ноябрьские сумерки.
Вернулись; пёс большой сторожевой, веранда, большая тёплая светлая гостиная с камином и за стенкой - стылый ноябрь. И с нами Александр Б. - видный лабух был в поздних 60-х. «Был такой Вася Шипилин, сука, в оркестре Вероники Дударовой. Спился, стал жмуров таскать. А я вовремя съехал, пошёл на юрфак МГУ, потом дальше...».
Он банкир теперь. Непременно под уголовными делами. И всегда с гитарой. И поёт нам, и мы поём и пьём. И глаза у всех мокрые. И все мы в светлом тёплом коконе в стылом пространстве у станции Удельная, уже в ноябрьской тьме.
Полагаю, окрест нас, в прозрачном морозном пространстве у станции Удельная такие же коконы света, населённые живыми душами - кто не помер, и не застрелен - только света не видно за ставнями.
Но он есть, тот свет.
- Что есть русский мир и русская идея - спросит меня однажды пылкий московский юноша.
- Изволь. Это когда кругом стылое пространство, заполненное вкуснейшим морозным воздухом - там ещё пахнет дымом и всё в ажуре ветвей - и вот, вообрази, по пространству тому раскиданы эдакие светлые и тёплые обиталища, а внутри пьют и поют, и благостно там, но снаружи не видно за ставнями. А может, и нет никого - всё равно снаружи не видно.
- Но, позвольте... - здесь пылкий московский юноша начнёт строить цепь логически безупречных опровержений.
- Но пошёл нахуй -- дружелюбно остановлю его я.