Принц, не придумано аркана,
Чтоб задержать мгновений бег.
К чему ж крушиться постоянно:
"Где ныне прошлогодний снег?"
Маколей о дамах иных времён и о сравнительном значении классической и современной литературы.
.....
По понятиям того времени леди Бэкон была, несомненно, весьма образованной дамой. Но мы не должны впадать в преувеличение и обманываться на тот счет, будто она и ее сестры превосходили в этом отношении многих наших современниц. Здесь, как нам кажется, не обошлось без серьезных заблуждений. Часто приходится слышать восторженные отзывы об англичанках шестнадцатого века и сетования на то, что ныне нет уже дев, подобных прелестным ученицам Эшема и Эйлмера, которые за своим рукоделием занимались еще и сравнением слога Сократа и Лизиаса или, сидя у одинокого окна, предавались размышлениям над той бессмертной книгой, где рассказано, с каким смирением и бесстрашием первый великий мученик умственной свободы принял чащу из рук своего тюремщика. Но все эти жалобы совершенно неосновательны. Мы отнюдь не намерены приуменьшить достоинства дам шестнадцатого столетия, но хотим лишь заметить, что те, кто превозносит их по сравнению с женщинами нашего века, забывают об одном совершенно очевидном и весьма существенном обстоятельстве. Во времена Генриха VIII и Эдуарда VI людям, не знавшим ни греческого, ни латыни, читать было совершенно или почти нечего. Из новых языков только на итальянском появилось что-то, подобное литературе. Все имевшиеся тогда на национальных языках достойные книги едва ли могли заполнить одну полку. Англия не имела еще ни пьес Шекспира, ни «Королевы фей», Франция — «Опытов» Монтеня, а Испания— «Дон Кихота». Просмотрев тщательно подобранную библиотеку, сколько можно найти английских и французских книг, уже существовавших в то время, когда учились леди Джейн Грей и королева Елизавета? Чосер, Гоуэр, Фруассар, Комин, Рабле вот почти и все. Поэтому женщина должна была или оставаться необразованной, или пройти классическую школу. Тогда без знания хотя бы одного из древних языков никто не мог получить ясного представления о событиях в мире политики, литературы или богословия. В шестнадцатом столетии латынь была тем же, и даже более, чем французский язык в восемнадцатом — языком судов и школ, дипломатов, политиков и богословов. Ею пользовался почти каждый писатель, претендовавший на широкую и долгую известность. Не знавший латыни был лишен не только знакомства с Цицероном и Вергилием, для него были закрыты не только трактаты по каноническому праву и университетскому богословию, но и самые интересные мемуары, государственные документы и памфлеты на злобу дня. Ему оставались неизвестными и самая изысканная поэзия, и имевшие широчайшее хождение пасквили, хвалебные оды Бьюкенена, диалоги Эразма и письма Гуттена.
По понятиям того времени леди Бэкон была, несомненно, весьма образованной дамой. Но мы не должны впадать в преувеличение и обманываться на тот счет, будто она и ее сестры превосходили в этом отношении многих наших современниц. Здесь, как нам кажется, не обошлось без серьезных заблуждений. Часто приходится слышать восторженные отзывы об англичанках шестнадцатого века и сетования на то, что ныне нет уже дев, подобных прелестным ученицам Эшема и Эйлмера, которые за своим рукоделием занимались еще и сравнением слога Сократа и Лизиаса или, сидя у одинокого окна, предавались размышлениям над той бессмертной книгой, где рассказано, с каким смирением и бесстрашием первый великий мученик умственной свободы принял чащу из рук своего тюремщика. Но все эти жалобы совершенно неосновательны. Мы отнюдь не намерены приуменьшить достоинства дам шестнадцатого столетия, но хотим лишь заметить, что те, кто превозносит их по сравнению с женщинами нашего века, забывают об одном совершенно очевидном и весьма существенном обстоятельстве. Во времена Генриха VIII и Эдуарда VI людям, не знавшим ни греческого, ни латыни, читать было совершенно или почти нечего. Из новых языков только на итальянском появилось что-то, подобное литературе. Все имевшиеся тогда на национальных языках достойные книги едва ли могли заполнить одну полку. Англия не имела еще ни пьес Шекспира, ни «Королевы фей», Франция — «Опытов» Монтеня, а Испания— «Дон Кихота». Просмотрев тщательно подобранную библиотеку, сколько можно найти английских и французских книг, уже существовавших в то время, когда учились леди Джейн Грей и королева Елизавета? Чосер, Гоуэр, Фруассар, Комин, Рабле вот почти и все. Поэтому женщина должна была или оставаться необразованной, или пройти классическую школу. Тогда без знания хотя бы одного из древних языков никто не мог получить ясного представления о событиях в мире политики, литературы или богословия. В шестнадцатом столетии латынь была тем же, и даже более, чем французский язык в восемнадцатом — языком судов и школ, дипломатов, политиков и богословов. Ею пользовался почти каждый писатель, претендовавший на широкую и долгую известность. Не знавший латыни был лишен не только знакомства с Цицероном и Вергилием, для него были закрыты не только трактаты по каноническому праву и университетскому богословию, но и самые интересные мемуары, государственные документы и памфлеты на злобу дня. Ему оставались неизвестными и самая изысканная поэзия, и имевшие широчайшее хождение пасквили, хвалебные оды Бьюкенена, диалоги Эразма и письма Гуттена.
Ныне все переменилось. Политическая и религиозная полемика ведется только на современных языках, а древние нужны лишь для комментариев классических авторов, Конечно, великие творения афинских и римских гениев остаются все теми же. Но хотя их абсолютная ценность ничуть не переменилась, относительное значение по сравнению со всей массой накопленного культурного богатства постоянно уменьшается. Они были единственным интеллектуальным достоянием наших предков, но теперь стали только частью из всех сокровищ человечества. Над какой трагедией могла бы проливать слезы леди Джейн Грей, или какая комедия вызвала бы у нее улыбку, не будь в ее библиотеке древних драматургов? Современный читатель может обойтись без «Эдипа» и «Медеи»,благо у него есть «Отелло» и «Гамлет». Тот, кто лишен возможности наслаждаться восхитительной иронией Платона, может найти некоторую замену у Паскаля. Надеюсь, мы не погрешим в неуважении к тем великим нациям, коим весь род человеческий обязан возникновением искусства, науки, изысканного вкуса, гражданских и умственных свобод, если скажем, что унаследованный от них капитал был хорошо употреблен, и теперь одни только накопившиеся проценты больше него самого. По нашему разумению, все, написанное на языках Западной Европы за последние двести пятьдесят лет (включая, конечно, и переводы классиков), представляют собой большую ценность, чем все книги, существовавшие к началу этого периода. А современными европейскими языками англичанки владеют ничуть не хуже мужчин. И поэтому, сравнивая леди Джейн Грей с самыми образованными из наших современниц, мы без колебаний отдаем предпочтение сим последним. Пусть читатели простят нам это долгое отступление, которое все-таки нельзя назвать неуместным, ибо оно должно убедить их, что пра-пра-бабки наших пра-пра-бабок отнюдь не превосходили наших сестер и наших жен.
….
