Загадка http://crusoe.livejournal.com/214793.html состояла из двух частей – кто и когда/почему.
На первую часть ответили многие (в порядке поступления ответов): ljreader2, dtim, meshekskyi, fad_gel, ok_66, eslj, vbvb, odnalyubka.
На вторую: fad_gel, ok_66, eslj, vbvb.
Мои поздравления!
По персоне: это Пётр Алексеевич Булгаков, к упомянутому времени генерал-провиантмейстер, то есть начальник продовольственного снабжения войск, и статс-секретарь ЕИВ - «имел право личного доклада императору и, по чину, считался выше сенатора» - как зашифровано в загадке.
Описание личности Петра Алексеевича не требует особых трудов – это был лично честный человек с повадками Городничего из «Ревизора». Он подражал манерам другого Петра Алексеевича – Романова – используя (в буквальном смысле) дубинку и прочие подручные средства для искоренения мздоимства и нерадений во вверенных ему губерниях – а был он тамбовский губернатор (с 6 декабря 1843 до 28 апреля 1854) и калужский губернатор (с 28 апреля 1854 до 7 апреля 1856)*
* (Губернии Российской империи, история и руководители, 1708-1917, М., Объединённая редакция МВД, 2003. С 128 и 290). Здесь я прошу извинения у уважаемого ljreader2 – в самом деле, ему случилось управлять двумя губерниями. Хотя в Калуге он пробыл лишь год.
Был он ещё невоздержан на язык, сквернослов, любитель выпить, амикошон, циник, человек ясного ума и, повторюсь, персона честная. Собственно, за последнее качество он и был назначен в 1855-м генерал-провиантмейстером армии; злоупотребления снабженцев в годы крымской войны требовали сильных средств.
Ростовцев, набирая людей в Редакционные Комиссии щепетильно и поштучно, выбрал Булгакова за его несомненное сочувствие делу освобождения, за честность и за знание дел хлебного снабжения армии – здесь, в преддверии нового хозяйственного порядка, возникали многие вопросы, требующие авторитетного суждения. И Пётр Алексеевич, с его чинами, войдя в состав Комиссий, стал вторым после председателей (и Ростовцева, и Панина) человеком; всегдашним и.о. председателя при отсутствии последнего в общем присутствии Комиссий.
Его не очень любили, но Булгаков – по всем принципиальным вопросам – твёрдо стоял и вотировал с большинством, то есть с группой Самарина – Милютина – Черкасского, исходя из собственного житейского, практического опыта и преследуя государственный интерес.
Что касается тоста, поднятого за Пугачёва: громкую эту историю эту можно найти в «Колоколе», в тех или иных мемуарах, но я приведу её в изложении Петра Петровича Семёнова.
Послѣ окончанія совѣщаній Редакціонныхъ Комиссій съ депутатами одинъ изъ самыхъ видныхъ между ними, херсонскій губернскій предводитель дворянства Касиновъ, старавшійся доказать своимъ сотоварищамъ всю пользу сближенія съ Редакціонными Комиссіями и въ особенности желавшій укрѣпить свои добрыя отношенія съ министерствомъ внутреннихъ дѣлъ, задумалъ устроить прощальный обѣдъ, на который пригласилъ какъ всѣхъ депутатовъ такъ и всѣхъ членовъ Редакціонныхъ Комиссій. Для этой цѣли Касиновъ объѣхалъ всѣхъ приглашаемыхъ 9 мая, т.-е. наканунѣ обѣда, устроеннаго имъ 10 мая въ ресторанѣ нынѣшней Европейской гостинницы….
… послѣ того какъ тостъ за здравіе Государя Императора и за благоденствіе Россіи прошелъ съ большимъ одушевленіемъ, Касиновъ, за краткимъ привѣтствіемъ всѣмъ своимъ гостямъ, предложилъ тостъ за здоровье членовъ Редакціонныхъ Комиссій. На этотъ тостъ отъ имени послѣднихъ отвѣтилъ Я.А. Соловьевъ, предложивъ въ свою очередь прекрасно мотивированный тостъ за здоровье депутатовъ и членовъ губернскихъ комитетовъ. Оба тоста прошли очень оживленно. Но дѣло этимъ не кончилось.
Выступилъ калужскій депутатъ князь Андрей Васильевичъ Оболенскій и въ довольно пространной речи высказалъ, что, независимо отъ несомнѣнныхъ заслугъ по крестьянскому дѣлу Редакціонныхъ Комиссій и губернскихъ комитетовъ, слѣдуетъ еще вспомнить и тѣхъ лицъ, которыя, не принимая непосредственнаго участія въ законодательныхъ работахъ, подготовили дѣло освобожденія крестьянъ своими литературными работами и своимъ смѣлымъ и самоотверженнымъ служеніемъ великому дѣлу. Изъ этихъ лицъ онъ назвалъ, какъ онъ выразился, всѣми уважаемыя имена: Унковскаго, Кавелина, Чичерина, Тургенева и Григоровича, за здоровье которыхъ и предложилъ тостъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ указалъ на заслуги въ крестьянскомъ дѣлѣ и русской заграничной прессы, участниковъ которой, впрочемъ, не назвалъ.
Тостъ, предложенный княземъ Оболенскимъ, произвелъ большое смущеніе между присутствующими и вызвалъ громкое сочувствіе однихъ и не менѣе громкое неодобреніе другихъ. Тогда поднялся старѣйшій изъ членовъ Редакціонныхъ Комиссій П.А. Булгаковъ и совершенно неожиданно высказалъ, что въ такомъ случаѣ придется еще вспомнить и о тѣхъ людяхъ, которые гораздо ранѣе стремились къ освобожденію крестьянъ и даже старались осуществить его на практикѣ, а потому онъ предлагаетъ молчаливый тостъ въ память Емельяна Пугачева. Эта выходка привела присутствующихъ въ такое смущеніе, что всѣ они, молчаливо простившись съ хозяиномъ, поспѣшили разойтись по домамъ, а слухъ объ этомъ инцидентѣ облетѣлъ на другой день весь Петербургъ и возбудилъ всеобщее его осужденіе, тѣмъ болѣе, что Булгаковъ былъ статсъ-секретаремъ его Императорскаго Величества и часто замѣнялъ графа Панина въ предсѣдательствованіи Редакціонными Комиссіями.
До Императора Александра II свѣдѣнія о случившемся на обѣдѣ Касинова дошли на другой день рано поутру изъ личнаго доклада гр. Панина, которому Государь выразилъ свое крайнее неудовольствіе на непростительную, по Его мнѣнію, выходку Его статсъ-секретаря. На это гр. Панинъ поспѣшилъ въ нѣкоторое оправданіе Булгакова объяснить Государю, что Булгаковъ, будучи возмущенъ намекомъ на заслуги по крестьянскому дѣлу враждебной Государю подпольной прессы, хотѣлъ своею выходкой сдѣлать невозможнымъ ожидаемое имъ предложеніе тоста за здоровье такихъ государственныхъ преступниковъ, какими были въ это время Герценъ, Огаревъ и Бакунинъ.
Разъясненіе гр. Панина и откровенное, хотя и циническое признаніе призваннаго Государемъ для личнаго съ Нимъ объясненія Булгакова въ томъ, что онъ «былъ пьянъ» и, можетъ быть, видѣлъ враговъ отечества тамъ, гдѣ ихъ не было, умиротворили гнѣвъ Государя, и весь этотъ инцидентъ не имѣлъ никакихъ непріятныхъ послѣдствій для Булгакова.
Эпоха освобождения крестьян в России, Петроград, 1915 г., С. 118-121.