Плешивый щёголь, враг труда.

Плешивый щёголь, враг труда.

Рассказы о сыщике Голембе, записанные Crusoe. (При желании и досуге см. также "Восемь презервативов" и «Запертая комната»).

- Нет, добром это не кончится – убеждённо настаивал я. – Новый мэр доведёт нас до ручки.
- Бросьте – вяло откликнулся Големба. – Всяких видывали, всех пережили.
- Этот особенно гадок. Вот, даже святой Лукерий от нас отвернулся.
- И вы туда же? Что за бабкины сказки – просвещённый же человек!
- Так же сказал и редактор; статью не взял – «У нас, говорит, просвещённое и прогрессивное издание». Хотя я принёс все документы! Неделю в столице, в архивах рылся.
- Документы? А ну покажите – выказал интерес Големба. Он любил всякие документы, в особенности старинные.

Пока посыльный бегал ко мне на квартиру за документами, я настаивал на мерзостях нового мэра и на истинности знамения со св. Лукерием; Големба соглашался с первым, но категорически отрицал второе:

- Сами же братцы Швайншляйцены его и повернули – бурчал он.

Наконец, документы прибыли.

- Вот, извольте – начал я – подлинник – то есть, конечно, нотариально заверенная копия с подлинника. XIII век. Грамота основателя монастыря:

…Доколе монаси орать паки и паки будут…

- Орать? – восхитился Големба.
- В смысле «пахать» – рявкнул я. Реплика сыщика подтверждала худшие мои опасения – без перевода документ этот не годился для публикации.

«…и дело всякое – молитву творити, осляти поити, да пещи возгнещати - не уязвит нас Лукерий!»

- Осляти поити – с удовлетворением отметил Големба. – Прекрасный документ!
- Так или иначе – сухо продолжил я – это документ. А вот и второй – донесение первого барона Швайншляйцена, 1618 год.

«…Волею вашей, паписты выгнаны твёрдою рукой; теперь, ваше княжеское высочество, по милости вашей Швайншляйценов род навечно служить вам преданно будет в баронстве этом».

- То есть, князь отнял монастырь Лукерия у папистов и передал Швайншляйцену – отметил Големба.
- Именно так. Князь тогда стоял за лютеран. А потом – год спустя – в швайншляйценовых поместьях случился бунт. Это выписка из капитального труда доктора Ослунга, Гётеборг: «Конец Реформации или кончина Кончино Кончини».

«… Восстание прошло под девизом: «Беда! Лукерий отвернулся от нас!» Крестьяне, вооружённые обычными сельскохозяйственными орудиями, вышли против первого барона Швайншляйцена; тот вышел к собравшейся толпе и сказал: «Дураки сиволапые! Лукерий отвернулся от вас и смотрит теперь в мою сторону! За кого же Господь? Вы что, пошли на избранника Господня, - на меня, то есть?». Бунтовщики, поражённые неумолимой логикой, тотчас разошлись по домам».

- Но ведь Лукерий – католический святой? – изумился детектив.
- Верно. Однако и князь, и барон проходили в лютеранах недолго, а затем примирились с Римом, не поступившись, впрочем, отнятым у монахов имуществом. Монастырская церковь стала домовой церковью баронов; библиотека – оружейной, затем биллиардной; прочие постройки остались при прежнем назначении.

- Теперь три фотографии. Первая – старый дагерротип пятидесятилетней давности, «Вид на замок Швайншляйцен». Вторая – рекламный листок позапрошлого года. «Агенство «Братья Швайншляйцены». Экскурсии. Быт древнего монастыря во всех подробностях. Подлинная подлинность. Наши цены разинут ваши рты».

- Доколе посетители орать паки и паки…

- Неуместно! А третье фото сделано мною третьего дня. Сравните лучше Лукериев.

Возможно, читатель этой истории не будет достаточно знаком с нашими примечательностями; поэтому мне надо сказать немного о Лукерии, местном святом – он прибыл к нам в VI веке, с намерением окрестить население, но начал с неудачной проповеди о последней рубахе, а рубах у народа к тому времени вовсе не осталось - предпоследнюю отняли арьегарды остготов, а последнюю – авангарды Велизария. Раздражённые язычники предложили Лукерию самому поделиться рубахой. «Но я наг!» - возразил Лукерий – «А чего тогда болтаешь?» - ответили жестоковыйные. И здесь Лукерий воскликнул: «И буду говорить! И словом жалить вас». Тут из его рта волной хлынули осы и стали язвить охульников, а те, с воем, кинулись от жал в реку. Так произошло крещение местного нашего народа.

Так вот, со дня основания монастыря над его воротами стоит огромная голова св. Лукерия – с выпученными глазами и открытым ртом, округлённым на манер буквы «О» – как будто из уст его сейчас полетят кусачие осы.

На первой фотографии Лукерий пялился на бывший монастырь;

На второй – ел глазами очередь экскурсантов перед воротами швайншляйценова доходного дела;

На третьей – снова глядел на старое аббатство.

- Вот так – сказал я с торжеством.

Големба крякнул, перебрал заново документы, просмотрел фотографии через увеличительное стекло, встал и сказал:
- Поехали к братцам Швайншляйценам.

***

Два последних барона Швайншляйцена были близнецы, но их можно было просто различить по усам и костюмам. Один был с усами щёточкой в белом полосатом костюме, а второй – с завитыми усами в клетчатом.

- Разорили – плакался полосатый. – И кому мы мешали?
- Дотла – чеканил клетчатый. – Местный налог поднят в три раза. Нет рентабельности. Закрыто.
- Это он хочет нас выморить, дело выкупить и передать своему племяннику.
- Натурально. Разбой. Всем ведомо.
- Все наши труды! Всё ведь вычищено, восстановлено…
- Отец оставил замок в запустении. Мы всё отремонтировали. Всё теперь как в средние века. Всё работает. Принимали экскурсии. Имели доход. Теперь закрыто. Нерентабельно.

- А что говорит мэр? – спросил Големба.
- «В тяжёлый для отечества час, когда северные варвары собираются у наших западных границ, мы не позволим бесстыжим космополитам задёшево торговать нашим местным колоритом!» - полосатый показал нам передовицу в номере официозной «Ратуши».

- Так – сказал Големба. – Вы меня знаете?
- Вы – известный детектив – ответил полосатый.
- Человек с влиянием – уважительно подтвердил клетчатый.

- Верно. И, помимо прочего, мне случилось оказать услугу Секретной службе* – тут братец в клетку щёлкнул каблуками. – И я могу теперь обращаться к главе этой Службы запросто.

- Я располагаю документами – Големба потряс моей папкой – о бунте в подобных же обстоятельствах … мнээ… некоторое время тому назад. Теперь я могу обратиться – вы понимаете, с чем и куда, - и решить ваше дело. Но прежде мне нужны некоторые от вас действия – обычные для этого туристического заведения, но необычные в силу сложившейся ситуации. Прежде всего, - что вы восстановили из старого монастырского хозяйства? И насколько пришлось восстанавливать?

- Вот документы, планы – полосатый Швайншляйцен щёлкнул замком несгораемого шкафа. - А восстанавливать почти ничего не пришлось. Разве что камины и печи перевели с дров на уголь – дрова-то кусаются. Да, и водоподъёмник на электричестве, и освещение. К мельничному колесу генератор приладили.
- Прочнейшие постройки – подтвердил клетчатый Швайншляйцен. – подлатали только гнилое дерево. Камень, металл – всё как было.

Големба внимательно прошёлся по списку ремонтных работ, осмотрел чертежи, планы, взял буклет «Агенства «Братья Швайншляйцены»»: изучил и его. Затем последовало распоряжение:

- Итак, если вы хотите чтобы я написал главе Секретной службы,-  немедленно запустите водоподъёмник, мельничное колесо, разожгите огонь в плите бывшей трапезной и сыграйте чего-нибудь на органе.

Братья выпучились и открыли рты на Голембу, словно два св. Лукерия. Затем клетчатый сглотнул и выпалил:
- Исполняем!

Сначала заревел орган. Полосатый не без успеха попытался исполнить на нём «Королеву Шантеклера». Затем зашумело колесо маленькой мукомольной мельнички – клетчатый открыл шлюз; залязгали цепи водоподъёмника; потянуло торфяным дымом.

Големба попросил клетчатого прервать игру полосатого, собрал всех нас и привёл к воротам.

- Вуаля!

Лукерий повернулся к нам затылком и смотрел теперь от старого аббатства, в сторону дороги.

***

Швайншляйцены не поскупились на ужин и прекрасный портвейн.

- Вот вы, человек пера – обратился ко мне Големба – как поняли вы грамоту основателя… да, как его звали-то?
- Гонорий Всечестивый – с готовностью откликнулся один из братьев.
- Так как вы поняли грамоту всечестивого гоноре…, гм, в общем, основателя?
- Ну, что-то вроде «трудитесь, и воздастся вам» - промямлил я.

- Именно. Ничего конкретного. А Всечестивый-то на деле написал инструкцию – монахи должны орать – в смысле заниматься хлебами! - затем «молитву творити, осляти поити, да пещи возгнещати» - то есть, ходить к мессе, ухаживать за скотом да огонь в очаге держать – коротко и ясно, это попросту монастырский устав; средневековые аббатства были в огромной степени построены на круглосуточном труде, а не лишь на посте да молитвах. Трудитесь - и «не уязвит нас Лукерий», то есть ос изо рта не выпустит, ибо вы христиане; а лениться будете – сделаетесь язычники, и тогда святой обернёт к вам свой открытый (знаете для чего) рот.

- И Всечестивый устроил над воротами нечто вроде «барометра трудолюбия» - голову Лукерия. Если разобрать – надеюсь, впрочем, наши милые бароны обойдутся и без того – орган («молитву творити»), мельничку («орать»), водоподъёмник («осляти поити») да большой очаг в трапезной («пещи возгнещати»), найдёте вы там простейшие, известные со времён пирамид устройства – воздушные да водяные помпы, да расширительный от тепла бачок с маслом в каменном своде топки. Пневматика, гидравлика, и – трубки; много свинцовых подземных или междустенных трубок к голове Лукерия над воротами; кстати – голова эта покоится на массивном каменном поворотном диске, а в замковом камне ворот, должно быть, – блок, и груз, и пара зубчатых колёс, и когда голова не получает подпора от всей этой пневмогидравлики, - поворачивает к нерадивым разверстый свой зев.

- Гонории эти были люди практические. В самом деле – они устраивали образцовые хозяйства среди кромешных нищеты и невежества. Как бы я не относился к вашему делу – вы работали, и мельничка работала, и огонь горел, и орган играл. А теперь – закрыто, говорите?

Клетчатый солидно откашлялся.
- Разбирать не будем. Внесём в новый буклет. Откроемся. Ожидаю наплыва публики. Вам премия. Размеры оговорим. Нужны письмо в Секретную службу, и – он обернулся ко мне – статья в газету.
- Благодетели! – умилялся полосатый.

***

Мэр наш был лыс, любил наряжаться, так что я назвал статью «Плешивый щёголь, враг труда» и редактор немедленно пустил её в печать. Вместе с утренним номером в город успел курьер из столицы с особым предписанием мэру – по словам Голембы, бумага начиналась так: «В тяжёлый для отечества час, когда северные варвары собираются у наших западных границ, мы не позволим бесстыжим бюрократам душить деловую деятельность и препятствовать патриотической пропаганде!». Новый градоначальник приехал уже к вечеру; прежний, по слухам, лишился рассудка и сидит теперь взаперти.

Когда на меня нападают лень и сплин, я отправляюсь на прогулку к старому аббатству. У входа толпится неиссякающий туристический люд; за воротами деловито снуют одинаковые братья Швайншляйцены и их работники; крутится мельничка, лязгает водоподъёмник, играет орган, пахнет дымом, а св. Лукерий смотрит на меня выпученными глазами и разевает рот.

- Осляти поити – бормочу я и поспешно иду обратно, к письменному столу.

_________________
* См. " Восемь презервативов". История о кодированных шпионских донесениях.