Занимательные выписки из "Военных мемуаров" Ллойд-Джорджа.
Миномёт и махараджа.
Лорд Четуинд и шпионы.
Вейцман и ацетон.
Миномёт и махараджа.
…
Армия стояла в траншеях под бомбомётами германцев, взывая об оружии отмщения. Уже в январе 1915 гда, мистер Уилфред Стокс, фабрикант сельскохозяйственных машин из западной Англии предложил военному министерству траншейную мортирку удивительно простого устройства – бомбу с прикреплённым у основания взрывным патроном роняют в обычную металлическую трубу, патрон накалывается на боёк внизу ствола и взрыв уносит снаряд во вражескую траншею. Скорострельность орудия ограничивает одна лишь расторопность заряжающего.
Военное министерство не одобрило взрывателя бомбы и отвергло изобретение. Стокс подал его повторно, в марте, и снова получил отказ.
До меня дошли благоприятные отзывы об орудии Стокса и я распорядился о демонстрации. Показ состоялся 30 июня, в Вормвуд Скрабс. С мной были военный секретарь нового министерства генерал-майор Айвор Филипс; мы в равной степени восхитились достоинствами устройства. Оно просто поразило меня.
В то время закон ограничивал деятельность моего министерства одним лишь производством вооружений по запросам армии. Я не мог притвориться, что конструкция Стокса одобрена военными – на деле, они дважды отвергли орудие.
К счастью и чуть ли не накануне я получил доброхотный дар от некоторого индийского махараджи – 20 000 фунтов на любое, по моему выбору, дело особенно нужное Империи. Итак, у меня были деньги и я начал работу вопреки отказам военного ведомства – приказал изготовить 1000 мортир и 100 000 бомб с усовершенствованными и удовлетворительными взрывателями и, между тем, уговорил отдел генерал-фельдцейхмейстера вновь вернуться к вопросу.
Ко второй неделе августа миномёты были готовы… Военных пригласили на испытания в Шуберинессе. После демонстрации, артиллерийский отдел военного министерства доложил, что новые орудия лучше производимых теперь для армии 3,7-дюймовых траншейных мортир и, 22 августа, официально одобрил новую разработку.
… Из 19 000 траншейных мортир и гаубиц переданных в войска за время войны, 11 500 – орудия конструкции Стокса.
Лорд Четуинд и шпионы.
….
Удача явилась в лице лорда Четуинда – мистер Эллис рекомендовал его мне, как наилучшего человека в возникших затруднениях. Четуинду предстояло обеспечить снаряжение боеприпасов взрывчаткой. Он – насколько я помню – никогда до этого не работал с взрывчатыми веществами, но был невероятно сообразителен и изобретателен. Меня предупредили, что Четуинд не приемлет никакого контроля со стороны чиновных бюрократов.
Мы объявили, что хотим построить и запустить фабрику для снаряжения бризантных снарядов – тысяча тонн взрывчатки в неделю. Четуинд потребовал полной свободы рук: никаких департаментских, министерских клерков-надсмотрщиков… и получил полную свободу действий. Он выстроил фабрику в Чилвеле, у Ноттинхема … удивительное место, где опаснейшие взрывчатые вещества размалывались и смешивались подобно простой муке. Четуинд сам разработал технологические процессы, всегда простые, эффективные, полностью механизированные, с расчётом на массовый выпуск продукции. Он прогонял исходные компоненты через машины, позаимствованные отовсюду: угле- и камнедробилки, сушилки, устройства для изготовления красок и просеивания сахара; размалывал тринитротолуол фарфоровыми мукомольными жерновами и смешивал взрывчатку на хлебопекарном оборудовании….
Работники понимали всю опасность столь бесцеремонного обращения со смертельно опасными веществами; чтобы их опасения не мешали делу, лорд Четуинд специально перевёл собственную лабораторию в дом, примыкавший к последнему из цехов – участку готовой продукции и воодушевил мастеровых словами: «Если кому-то и суждено взорваться, я буду первым».
В январскую ночь 1916 года над Трентом появился цеппелин – пилот попытался найти и бомбить фабрику, но был перехвачен и сбит. На следующий день по фабрике пошли приличествующие войне слухи – лорд Четуинд, де, лично поймал трёх германских шпионов за подачей цеппелину световых сигналов и уложил их на месте собственною рукой. Четуинд нашёлся немедленно. Он выставил полисмена караулить дверь совершенно пустой комнаты, и полицейский простоял на виду целый день, а к ночи приказал вырыть на склоне холма три могилы, положил в них камни, засыпал и установил в голове каждой позорную табличку. Теперь слух стал несомненным фактом. Все возможные шпионы и просто зеваки уже не осмеливались рыскать у фабрики.
Вейцман и ацетон.
Среди всяческих, интересных примеров развития химии в военное время, я должен отдельно помянуть историю с ацетоном. И здесь мы оказались в беде из-за нехватки предусмотрительности. Этот химикат, незаменимый при изготовлении кордита для малых и больших боеприпасов традиционно получали дистилляцией древесины. … Для производства одной тонны ацетона требуется очень много дерева, но Англия небогата лесами и мы попали в более чем серьёзную зависимость от американского импорта.
К весне 1915 года на ацетоновом рынке США сложилась щекотливейшая ситуация. Британские кордитовые фирмы конкурировали друг с другом и торговыми агентами союзнических стран. Цены взлетели. Американские поставщики продавали одни и те же объёмы по два раза, вопреки всем договорным обязательствам и шли даже дальше – настаивали на предоплате по текущим контрактам с правительством Британии без возврата денег в случае срыва поставок.
…
Я принялся искать выход и обратился к другу, в мудрость которого безоговорочно верил – мистеру Скотту, редактору «Манчестер Гардиан». … Скотт ответил, что знает одного профессора химии из Манчестерского университета. Учёный выказывал желание послужить государству, но – по словам моего друга – «родился где-то на Висле и я не уверен, на том ли берегу. Его зовут Вейцман». Скотт, впрочем, гарантировал благонадёжность профессора; где бы Вейцман ни родился, он был предан одной лишь идее сионизма и видел надежду своего народа только в победе союзников. Я отличал мистера Скотта как проницательного знатока людей… и не сомневался в его патриотизме. Профессор Вейцман приехал в Лондон, я принял его немедленно. Теперь он известен всему миру, тогда же – не ведом почти никому, но я немедленно увидел в нём выдающуюся личность. У Вейцмана было замечательное лицо, он сочетал интеллект с откровенностью, искренностью. Я рассказал профессору о наших химических трудностях и попросил о помощи. …
Доктор Вейцман сказал, что пока уверенности нет, но он постарается. Он изготавливал ацетон посредством ферментации, но только в лаборатории и мог гарантировать возможность промышленного производства лишь через несколько времени.
- Когда вы дадите ответ? – спросил я – Мы не можем долго ждать. Это неотложное дело.
Вейцман ответил:
- Я буду работать днём и ночью.
Через несколько недель он вернулся и сообщил: «Проблема решена». Прежде Вейцман тщательно изучил микрофлору, обитающую на кукурузе, прочих зерновых и в почве; ему удалось выделить микроорганизм, способный перерабатывать крахмал злаков – особенно маиса – в смесь ацетона с бутиловым спиртом. Но поколение таких бактерий очень быстро умирало и Вейцман, работая без отдыха и срока – как и обещал – смог за короткое время получить культуру, способную выделять для наших нужд ацетон из маиса.
Кукуруза на две трети состоит из крахмала, теперь мы располагали обширным источником сырья и могли производить значительное количество необходимого химиката. Сегодня на этом открытии работает важная отрасль промышленности.
…
В 1917 году, сокращение морского оборота вынудило нас отказаться от всякого, сверх необходимости, импорта, и пуститься в дальнейшие эксперименты. Осень принесла богатый урожай конских каштанов; мы нашли в них замену маису и организовали сбор важных теперь плодов в национальном масштабе. … Процесс Вейцмана превращал каштаны в ацетон вплоть до конца войны.
Гений доктора Вейцмана выручил нас, и я сказал профессору:
- Вы оказали огромную услугу государству; я попрошу премьера рекомендовать вас королю. Вы получите награду.
Вейцман ответил:
- Мне ничего не нужно.
- Неужто мы не можем ничего для вас сделать? Вы очень помогли стране.
Тогда он сказал:
- Да, вы можете помочь моему народу.
…
Я обратился к Бальфуру – главе Форин Офиса - как только стал премьер-министром. Сам Бальфур был учёный и очень заинтересовался достижениями доктора Вейцмана. … Я представил их друг-другу. Так было положено начало Хартии сионистского движения – после долгих обсуждений и изучения вопроса на свет появилась Декларация Бальфура. Открытие профессора Вейцмана не только помогло нам в войне, но навсегда осталось на карте мира.
Дизайн, реклама, стиль: заказать визитки.